Филлион промолчал, что-то обдумывая.
— Да, выбраться из лагеря непросто, — вздохнул он. — Ты прав, Тилон.
Произнеся эту фразу, Филлион резко повернулся и вышел, быстро, но без шума прикрыв за собой дверь.
«Ну, вот и все, — подумал Тилон, устало опускаясь на охапку соломы. — Филлион поступил правильно, я его не осуждаю. Разрешив мне бежать, он и меня не спасет, и себя обречет на смерть».
Тилон сидел погруженный в невеселые размышления, когда снаружи послышались шаги: к сараю подошел кто-то второй.
— Как проходит дежурство, Филлион? — спросил властный голос, по всей видимости, принадлежащий офицеру. — Пленник на месте?
— На месте. Где же ему еще быть?
— Завтра перед экзекуцией его хочет допросить сам командующий. Уж не знаю, чем он так крепко насолил спартанцам… Ладно, дежурь, — спохватился офицер, поняв, что сболтнул лишнее. — Постой, постой! На тебе два плаща? Это еще зачем?
— Замерз немного. Ночи здесь холодные… — пробормотал Филлион,
— Да ты, оказывается, неженка, — с осуждением произнес офицер. — Вроде и не спартанец. Ладно уж, не снимай… На рассвете тебя сменят.
Четкие шаги офицера замерли в отдалении. Спустя короткое время дверь в сарай, скрипнув, тихонько приоткрылась и в синем проеме показался Филлион. Он снял с себя второй плащ и бросил его Тилону, сказав:
— Надевай.
— Я не замерз.
— Надевай, надевай! Вот тебе щит, вот палица, — продолжал Филлион. — Сейчас я выведу тебя за пределы лагеря, в таком виде тебя никто не узнает. Да бери, бери, у меня есть запасное оружие, я оставил его снаружи. Ну? Готов? Что же ты медлишь? Вот, теперь ты не пленник, а истый спартанский воин. Идем!
Однако Тилон не двинулся с места.
— Нет, я останусь, — покачал он головой. — И сброшу все это. Ты понимаешь, что тебе грозит?
— Ничего, придумаю что-нибудь, — деланно-беспечным тоном ответил Филлион.
— Тебя убьют.
— Да выкручусь я, клянусь Зевсом! — Филлион дернул его за руку, и они вышли из сарая. — Иди за мной, не отставая ни на шаг, — произнес озабоченно Филлион. — Старайся не шуметь. Да, чуть не забыл, — добавил он еле слышным шепотом. — Пароль на эту ночь: «Спарта превыше всего!»
— Спарта превыше всего… — одними губами повторил Тилон, спеша за Филлионом между спящих палаток.
Без всяких препятствий добрались они до ограждения. Сколоченное основательно, хотя и на живую нитку, оно охватывало спартанский лагерь.
Обстоятельства складывались удачно. Часовые, видимо, хорошо знали Филлиона. В то же время они и не догадывались, что он покинул пост часового, которым был поставлен на эту ночь.
Выслушав пароль, охранники молча распахнули бревенчатые ворота, ведущие из лагеря. Путь был свободен.
Приостановив шаг, Филлион громко проговорил, обращаясь к Тилону, так, чтобы его слышали часовые:
— Нигде не задерживайся. Сообщение передашь только начальнику соседнего лагеря. И учти: дело чрезвычайной важности. Идем, я немного провожу тебя до дороги.
Когда они отошли на достаточное расстояние, Тилон схватил Филлиона за руку и горячо произнес:
— Бежим вместе!
Филлион покачал головой.
— Нам не по пути, — сказал он. — Что бы ни ждало меня, я не могу покинуть Спарту. Дома меня ждет невеста, — добавил он после еле заметной паузы. — Но что я все о себе да о себе! — спохватился Филлион. — Ты-то как провел все эти годы?..
Тилон бросил взгляд на восток, который приметно начал светлеть, и сказал:
— В двух словах об этом не расскажешь, а на много слов времени нет. Лучше скажи, ты ничего не знаешь о моих родителях?
Горло Тилона перехватило волнение. Этот вопрос жег его с того самого момента, когда он угадал по голосу в часовом, поставленном у сарая, своего прежнего друга Филлиона. Но только сейчас Тилон решился задать этот вопрос.
— Года полтора назад был я в вашем селении, видел твоих родителей, — сказал Филлион. — Сильно постарели оба. Тоскуют по тебе, беспокоятся. Только и живы надеждой на твое возвращение.
— В Спарту мне ходу нет.
— Нет, — согласился Филлион.
— Но, думаю, мне когда-нибудь удастся добиться этого права — вернуться на родину.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Филлион, но ответа не услышал. Он бросил взгляд на товарища. Лицо его в свете едва намечающегося рассвета было нахмурено, глаза, устремленные вдаль, излучали непреклонную волю.
Они миновали колючие заросли терновника и вышли к глухой проселочной дороге, по обочинам которой росли высокие травы. Оба, не сговариваясь, переглянулись — им одновременно припомнилась та далекая дорога, по которой они, семилетние мальчишки, уходили в первый в своей жизни военный лагерь, предводительствуемые свирепым иреном.
Сделав несколько шагов по дороге, Филлион остановился.
— Что ж, давай прощаться, Тилон, — сказал он. — Вот-вот должна быть смена караула, мне нужно быть на месте.
Они снова по-братски обнялись, и глаза обоих влажно блеснули.
— Я никогда не забуду, что ты сделал для меня, — сказал Тилон.
— Не о чем говорить, — махнул рукой Филлион. — Ты на моем месте, думаю, сделал бы то же самое.
Мгновения бежали, а они все медлили расстаться.
— Если жив останусь, что дома сказать твоим родителям? — спросил Филлион.
— Расскажи отцу и матери, что до тебя дошли достоверные слухи обо мне: мол, жив-здоров, все у меня в порядке. Денег накоплю — вернусь… Ну сам придумай что-нибудь, не умею я этого! — в отчаянии закончил Тилон.
Филлион кивнул.
— Свидимся ли еще когда-нибудь? — донеслись до него издали последние слова Тилона.
Козы разбрелись по северному склону холма, выбирая между камней чахлую зелень, лишь кое-где пощаженную солнцем. Лето в этом году в Афинах выдалось жаркое — такого жаркого лета не помнят старожилы.
Хуже всего приходится земледельцам. Поля выгорают, несмотря на то, что рабы, выбиваясь из сил, день и ночь таскают глиняные сосуды с водой, стараются напоить растрескавшуюся землю. А вот виноградники сулят богатый урожай. Говорят, что вино, полученное из винограда, созревшего в такое вот жаркое лето, обладает особыми качествами и вкусом… Впрочем, вкус вина Тилона не интересует.
Размышления Тилона прервал бойкий козел, который, пока Тилон отвлекался воспоминаниями, отделился от стада, тартар его ведает, каким образом перебрался через глубокий ров и теперь, воинственно тряся бородой, тыкался рогами в высокий плетень, обмазанный белой глиной.
Тыкался в плетень — только этого не хватало Тилону!
