— Вспомнил-таки.
— Научи, и я стану навсегда твоим рабом.
— Это лишнее. Но работать придется много, малыш, очень много.
Пелоп называл Тилона малышом, хотя тот был на две головы выше его.
— Работы я не боюсь.
— Ладно, попробуем, — сказал Пелоп. — Но что же мы стоим на солнцепеке? Пойдем ко мне.
— У меня козы… — замялся Тилон.
— Твое стадо постережет моя собака, — решил Пелоп. — Она превосходный пастух.
С этими словами он вошел во двор, подошел к собачьей будке и спустил пса с поводка, проговорив несколько слов на незнакомом Тилону языке.
Во внутреннем дворике было попрохладней, чем на открытой вершине холма.
Лозы гнулись под тяжестью гроздей хорошо ухоженного винограда.
— Сюда, — указал Пелоп.
Когда они входили в беседку, увитую зеленью, издалека, с вершины холма, донесся собачий лай.
— Располагайся, — сказал Пелоп.
Тилон сел на скамью, облокотился на врытый в землю стол. Пелоп сел напротив.
— Знаешь, я все лето за тобой наблюдаю, — сказал Пелоп. — Видел, как ты бегаешь и прыгаешь иногда там, на холме. Только выйти к тебе не решался — не рискую далеко удаляться от моей крепости, — усмехнулся он, указывая на высокую ограду. — Вот и пришлось ждать, когда ты окажешься близко, чтобы окликнуть тебя. Только вот не думал, что ты решишься перепрыгнуть через овраг, и позавчера ночью приготовил для тебя переправу. Видел?
— Да.
Они сидели разговаривали, и Тилону казалось, что он знает бородача сто лет. С ним он чувствовал себя спокойно и как-то надежно, словно повстречал друга после многолетней разлуки. Впрочем, так оно и было.
— Ты говоришь как чужестранец, — сказал Тилон.
— Верно, я родом издалека. Из краев, о которых вы, эллины, и понятия не имеете, — произнес бородач. — Летом там жарко, как у вас, зато зимой… Зимой там царят такие жестокие морозы, что вода становится твердой как камень, а дождинки превращаются в белые хлопья, которые толстым ковром на целые месяцы покрывают аемлю.
Слушая рассказ Пелопа, Тилон постепенно осваивался. Несколько раз он с любопытством огляделся. На столе и вдоль стен беседки стояли приспособления и механизмы неизвестного назначения. Снова припомнились толки сельчан о странном человеке, который живет за оградой и знается с нечистой силой.
Словно угадав его мысли, Пелоп взял со стола прибор, представлявший собой сложную систему рычагов и ремней.
— Это полиспаст, — сказал он. — Обычная штука. Полиспаст применяется в больших греческих тортах для разгрузки и погрузки судов.
— Я не бывал в больших портах.
— Побываешь.
Пелоп поставил полиспаст на место и взял со стола другой механизм.
— Это катапульта, — сказал он. — Тоже ничего таинственного. Служит для метания различных предметов. Она поможет тебе постичь тайну прыжка. Пойдем.
Они вышли во дворик, Пелоп поставил катапульту на утрамбованную площадку, свободную от травы. Сбоку на катапульте была прикреплена дощечка, вырезанная в форме полумесяца, по которой, как по шкале, можно было перемещать стрелку.
— Транспортир, — указал на дощечку со стрелкой Пелоп. — Прибор для измерения углов.
— Углов?
— А ты изучал когда-нибудь геометрию?
Тилон покачал головой.
— Чему же тебя учили? — удивился Пелоп.
— Военному делу…
— Ладно, оставим это. Так вот, с помощью транспортира я могу задать любой угол, под которым вылетает предмет. Начнем с малого угла. Он называется острым… Погоди-ка, а писать-то ты хоть умеешь?
— Мне показывали когда-то буквы… — густо покраснел Тилон.
— Буквы потом, — решил Пелоп. — Гляди сюда. Я ставлю стрелку на пятнадцать градусов.
Затем Пелоп оттянул рычаг катапульты и заложил в его гнездо небольшой камешек, поднятый с земли.
— Наблюдай и запоминай, — приказал он и с этими словами отпустил рычаг.
Камешек, описав невысокую дугу, упал, не долетев до пустой собачьей будки.
— Подай-ка мне камень, — попросил Пелоп.
— Возьми другой.
— Нельзя. Нужно, чтобы бросаемый предмет обладал одним и тем же весом… Отметь место, где он упал!
Тилон провел носком босой ноги черточку на том месте, где упал камешек, после чего вернул его Пелопу.
— Теперь увеличим угол выброса на пять градусов, — сказал тот и перевел стрелку транспортира повыше. — Учти: сила, с которой вылетает камень, все время остается постоянной.
Вылетевший из катапульты камень после второго броска упал немного дальше отметки, сделанной Тилоном.
— Понял! — сказал Тилон. — Чем больше угол вылета, тем дальше летит брошенный предмет.
Пелоп улыбнулся.
— Не совсем так, — сказал он. — Никогда не торопись с выводами, малыш.
И верно. Как вскоре убедился Тилон, камешек поначалу с увеличением угла падал дальше, но только до определенного предела. После этого, несмотря на то что бородач продолжал увеличивать угол вылета, камень начал падать все ближе и ближе.
— Запомни, — сказал Пелоп. — Камень летит дальше всего, если бросать его под углом сорок пять градусов к горизонту. А какая разница, камень или прыгун?
— Как просто! — вырвалось у Тилона.
— Это еще не все. Главная тайна рекордного прыжка впереди. Тебе предстоит постигнуть многие премудрости, чтобы прыгнуть так, как никто из людей не прыгал.
Пелоп глянул на солнце.
— На сегодня хватит. Тебе пора возвращаться. Не проговорись в селении о том, что ты был тут и что видел. Они и так угрожают мне. До завтра, — заключил он.
— До завтра.
— И пожалуйста, не прыгай пока через овраг: твой прыжок несовершенен, можешь сломать ногу, а то и шею.
…На следующий день Тилон пришел в домик Пелопа рано, как только пригнал стадо в ложбину за холмом. Перебрался по стволу через поток, толкнул калитку, которая оказалась незапертой. Дворик, если не считать пса, встретившего его дружелюбно, как старого знакомого, был пуст.
Тилон закрыл за собой калитку, сделал несколько шагов и огляделся, не зная, что делать.
Из двери дома вышла юная девушка, осторожно неся глиняную амфору — сосуд, разрисованный олимпийскими атлетами. Скользнула по Тилону взглядом и скрылась в беседке. Выйдя оттуда через минуту, она сделала Тилону знак, означающий приглашение войти.
— Здравствуй, — сказал Пелоп, сидевший за столом. — Рад, что мой первый и единственный ученик оказался таким прилежным. А я вот печаль в вине топлю, — щелкнул он ногтем по сосуду, который ответил тонким мелодичным звоном.
Тилон сел на вчерашнее место.
— А скажи-ка мне, малыш, — неожиданно спросил Пелоп и хитро посмотрел на него, — тебе приходилось встречать молодого старика?
