— «Видится, кажется»! Раньше в таком случае крестились. А теперь все — басурмане. Так что за нечистая здесь сила? Покажите, — потребовал Капитан.
— Покажем? — спросил меня Гурвич.
Я молча кивнул и двинул вражеского ферзя, грозя матом, на g1 — 43.Фf1!
Капитан оттеснил меня от камина и стукнул фигурой по доске:
— Есть защита! — 43…Cg2! Нате, выкусите! Пожалуйте бриться! Какой уж тут выигрыш! Не до жиру…
Друзья впоследствии подтрунивали над ним, говоря, что он потому отказался от газовой плиты, что грел чайник темпераментом.
Все смотрели в камин на «пылающую там позицию» и переглядывались.
— Так ради какой псевдоэстетики жертвовали вы ладью на g4? Покажите нам, несмышленышам, — требовал Капитан.
— Покажем? — опять спросил меня Гурвич.
Я снова молча кивнул и дал шах конем собственному королю: 44.Кf3+. (Диаграмма 4.)
— Ну уж позвольте, мушкетеры! — возопил, втискивая свое громоздкое тело в камин, Поэт. — Знаем мы этих этюдистов, стрекулистов. У них все построено, как у рыбаков, на приманке. Клюнет рыбка, и он ее вытащит. А мы не клюнем — и тогда «дырка» — опровержение этюда!
— Бывает, конечно, — согласился Гурвич. — Хотите отойти королем, пойти на размен? Пожалуйста.
— Хода обратно не попрошу, — заявил Поэт и сделал ход: 44.Kpg3.
Гурвич усмехнулся и показал вариант:
— 45.K:d2 С:f1 46.K:f1 Kpf3! 47.Kph4! — это очень важный ход! (Диаграмма 5.). — 47…Kpg2 48.Ke3+ Kpf3 49.K:g4 Kpg2 50.Cd6 — и белые выигрывают!
— Ишь какой хитрец! Беру ход обратно после вашего важного хода королем: 47…g3! — попробуйте-ка взять пешку? А?
— А мы другую возьмем, — улыбнулся Гурвич. — 48. Kp:h3 g2 49.Kh2+ (Диаграмма 6.), — и вы, черные, проиграли.
— Черные не вы, а мы! — неожиданно вмешался Капитан. — Вернемся назад. Благо шахматисты — единственные, кто владеет «машиной времени» и может начинать сначала, при анализах, разумеется. Значит, придется после шаха конем на f3 брать его пешкой.
— Тогда последует заключительная фаза комбинации, — показал я: — 44…gf 45.Фf1+ Kpg3 46.Фf2+.
— Ферзя-то зачем зевать? — крикнул Поэт и, дотянувшись длинной рукой до доски, схватил белого ферзя.
Я поставил на его место черного и объявил:
— Cd6 — мат! (Диаграмма 7.)
— Обратите внимание, — заметил Гурвич. — Все фигуры передвинулись. Целых четыре поля вокруг черного короля заняты его пришедшими на эти места фигурами: двумя пешками, слоном и даже ферзем — четыре активных блокирования! И белый король оказался на месте, чтобы принять участие в матовой картине.
— Неужели он видел ее, когда пошел королем вперед? — прошептал я.
— Все это позволило белым, — не слушая меня, продолжал Гурвич, — дать мат единственным оставшимся у них слоном. Не без помощи защитников, заметьте. Совсем как при досадном голе на футбольном поле.
— Вы бы еще пенальти перенесли на шахматную доску, — сердито буркнул Капитан.
— И мат дан не с краю доски. Это тоже красивее, — продолжал Гурвич. — Вот в этом и заключается эстетика на клетчатой доске. — И он взглянул на Капитана. — Высшая красота, как и в жизни, в торжестве мысли над грубой силой! — И Гурвич назидательно постукал пальцами по группе сгрудившихся черных фигур.
— Эстетика, эстетика! Чего тут восхищаться! — вскипел Капитан. — Мы же проиграли эту партию. И матч не выиграли!
— Но зато какой мат получили, — улыбнулся Гурвич.
— Блестящий проигрыш! — всплеснул руками Капитан, вложив в эти слова весь сарказм, на который был способен.
Поэт заключил спор тут же придуманным четверостишием:
— Кто бывает рад, Когда получит мат?
Конечно, этюдист!
Попробуй разберись!
Мы разобрались в позиции и стали расходиться. Жене хотелось домой. Она и так стоически провела здесь вечер, утверждая, что ей были интересны люди и их переживания, а не фигурки, переставляемые на доске. Однако меня что-то удерживало. Мы прошли через дубовый зал, и я заметил своего моложавого, но седого полковника. Он кого-то ожидал. Оказывается, меня!
Подойдя к нам и извинившись перед моей женой, он несколько застенчиво обратился ко мне:
— Я очень рад, что встретился за доской с этюдистом.
— Почему? Вас интересуют этюды или способность этюдиста к практической игре?
— Видите ли… я сам немного этюдист. Хочется показать вам некоторые мои слабенькие этюды.
Мы переглянулись с женой и вернулись в гостиную, где столбиком стояли на столе еще не унесенные комплекты шахмат.
— Какие же этюды вы составляете, Борис Андреевич? — поинтересовался я.
— Стремлюсь выразить что-нибудь необыкновенное, хотя я совсем не «гений, парадоксов друг». Вот, например, мой самый первый этюд — мат одним конем в середине доски.
— Представьте, мой первый этюд тоже был на такую тему, только конь был превращенный. А еще какие темы вас занимали?
— Да вот еще… Этюд несовершенный, конечно, не все поля вокруг короля активно блокируются пешками, но все-таки получился мат в середине доски одним слоном.
— Одним слоном? — не веря ушам, переспросил я.
— Да, но вокруг черного короля, к сожалению, одни лишь пешки, фигур нет.
Я ужаснулся. Только жена заметила это, но, как и я, постаралась не подать виду. Она наблюдала, какие страсти владеют людьми, всего лишь смотрящими на шахматную доску. Ей было непонятно, но занятно.
— Мне очень нравятся этюды Гурвича. Жаль, что он не играл сегодня, — продолжал Сахаров. — Мне близки его взгляды на этюды.
— У нас общие вкусы, — заметил я, пристально глядя в лицо недавнему противнику. И я решился: — Скажите, Борис Андреевич, почему вы так долго думали над записанным ходом? Увидели этюд?
— Знаете, так бывает в шахматах. Вдруг покажется. Хотите, я покажу вам записанный ход?
— Нет! Зачем же! — запротестовал я. — Это против правил!
— Это правила для игроков, а мы с вами этюдисты, художники!
— Если хотите оказать мне доверие, то я им не воспользуюсь.
Но я воспользовался! Неожиданно для себя воспользовался, едва он назвал записанный ход — 41.Л:g4!
— Если вы записанным ходом жертвуете мне качество, то я сдаю вам партию, — объявил я.
— Что вы! Зачем? — запротестовал он. — Нам предстоит еще сложная игра!
— Даже красивая, этюдная. Я покажу вам ее. Мат одним слоном.
— Вы решили подшутить надо мной! — Седой полковник стал сразу серьезным, подобранным, почти оскорбленным.
— Отнюдь нет! — И я быстро расставил отложенную позицию и показал наше с Гурвичем ее решение.
— Мат одним слоном при четырех активных блокированиях, — торжествующе сказал я. — Пешками, слоном и даже ферзем!
Борис Андреевич нахмурился.
— Я не видел этого финала, — отрезал он. — Вы зря сдали партию. Могли бы встретиться завтра.
