Уж я их заинтересую, будьте покойны, думает Султанов. Мало не покажется.
Звонков в лицее не бывает. Он считается настолько элитным, что подача звонков дело совершенное ему чуждое. Лицеисты должны ориентироваться по времени. На каждом этаже имеются часы швейцарской фирмы "Тикс" с циферблатом поболее иной сковороды. Причем показания техники разнятся. Возможно, это помогает неким опаздывающим ученикам отмазаться от нагоняя. Несмотря на уже как пару минут назад начавшийся урок, этажи полны учеников, разодетых самым вызывающим образом. В моде унисекс: широченные джинсовые комбинезоны без скидки на пол. Некоторые одеты как капуста. Из-под куртки выглядывает рубаха, из-под которой, в свою очередь, торчит майка. У некоторых над штанами видна полоска трусов, что считается особым шиком.
Султанов входит в класс, в котором никто не торопится приветствовать его появление вставанием. Поначалу он пытался настоять на своем, но директриса возразила, что в ее школе, пардон, лицее подобные недемократические принципы привечаться не будут.
В группе пятнадцать человек. Обоих бесполых полов примерно поровну. В начале было больше. Султанова задело, что оказывается, он не всем одинаково интересен. Ушли те, кто с самого первого занятия смотрел на него полными равнодушия глазами.
Откровенно говоря, он первое занятие провел самым традиционным образом. Не стал корчить из себя популярного диджея. Он же не петрушка какая. Мироеды, поняв, что имеет место быть не популярное шоу, сразу отсеялись. А Утюгов, гадский сынок, остался. Вообще-то, у него папа директор оптового рынка "Алга сортировочная", но это не делает его более сынка менее гадским. Ограниченный тупой хам. Хамский тупица.
И Дивулина осталась. Султанов не признавался себе, но вполне возможно только из-за нее удержался и не распустил свой мастер-фломастер-класс. Девчонке пятнадцать, но выглядит на двадцать. Все-таки умеют современные школьницы накладывать макияж. Скорее всего, эту сложную процедуру проделывают в элитных салонах. Если еще пару лет назад Паша мог на вскидку определить возраст любой незнакомой девицы, то теперь поостерегся бы это сделать. Раньше было проще. Если губы размалеваны как у клоуна, а на щеках два пунцовых круга, то сразу ясно-малолетка. Сейчас о том, что имел дело с малолеткой, можешь наверняка узнать только в зале суда. Тьфу, тьфу, чур меня.
Когда Султанов только пришел, на памяти его крутились слова Лазаря о том, что он идет в школу для того, чтобы пялиться на молодых девчонок в мини-юбках. Желая доказать обратное, в первую очередь, себе, он сразу схлестнулся с Дивулиной. Да и дальше их взаимоотношения строились на ножах.
А что вы прикажете делать? Девушка была заточена под секс. А какие у нее были ножки! Юбочка же только угадывалась. Часто присутствовал лишь ремешок.
И когда он увидел все это великолепие, на которое в другом месте и при других обстоятельствах долго бы пялился, то довольно нетактично намекнул девушке, чтобы она приходила на лекции в приличном виде. Девица на его откровенную грубость, можно сказать, мужланство, потупила глазки и кротко сказала: "Ладно". На следующее занятие она явилась в длинном до пят платье, но полностью прозрачном. Это надо было видеть. Просьба не делать скидку на возраст и учесть грудь размером не меньше третьего и отсутствие лифчика. Лекцию Султанов прочел вдвоем: он и эрекция.
После этого случая он стал понимать поступок По, женившегося на малолетке. Как впрочем, и то, что Эдгар после этого спился и помер. Связь с малолетками не может довести до хорошего, об этом и в уголовном кодексе доходчиво написано. В последнее время Дивулина сжалилась над ним и надевала джинсы. Правда такие обтягивающие, что становилось понятно, что на крутобедрой заднице трусиков не имеется. Природой не предусмотрены. Люсинда из "Питомника" пояснила, что такие порты надеваются в лежачем положении, иначе в них не влезть.
Султанов с задумчивым видом проходит между рядами, провожаемый далеко не всеми взглядами. У Утюгова в ушах вообще затычки плеера.
— Тема сегодняшнего урока: персонаж, — заучено проговаривает Султанов заранее заготовленную фразу, но тут в поле зрения попадает мерно жующий Утюгов с бессмысленно вытаращенными и похожими на лошадиные глазами.
Он вообще похож на лошадь. Крупный, хорошо откормленный и, несмотря на это, вечно голодный и постоянно что-то перемалывающий квадратными челюстями. У Султанова внутри оживает и начинает пульсировать гейзер раздражения настолько мощного, что все, о чем он собирался говорить, вылетает у него из головы легко и свободно, как понос в вакууме.
— Урок проведем на наглядном примере, — говорит он вдруг неожиданно для себя. — Сей пример сидит на последней парте. Чур, не оглядываться. Будем разговаривать, словно о постороннем предмете, а Утюгов и есть в этом классе посторонний предмет. Кто не согласен? Поднять руки, — никто не поднял, и Паша испытал нехорошее злорадство, он просчитал заранее, что за своего приятеля никто не заступиться, потому что не бывает у богатых приятелей, а есть партнеры.
Нехотя поднимает два пальчика чопорный Бартоломеев, единственный сын владельца Дома мод, в котором в умопомрачительно дорогие платья одевалась вся городская элита. На нем костюм из черного шелка и ручной работы безразмерный галстук с золотым шитьем.
— Утюгов жмот, — говорит он. — Занял у меня сотню зеленых и не отдает. Проиграл, говорит. Врет, сивка-бурка!
И полилась симфония. Всех как прорвало, лишь бы дали своего попинать.
— Утюгов скунс! Он него воняет!
— Это от волос!
— А ты его нюхала? Если да, то в каком месте?
Народ расшевелился. Раздался первый хохот. Утюгов сдергивает наушники и бормочет, дегенеративно не выговаривая слова:
— Вы чего, а?
Он не больной. Это у него манера такая, говорить половину слов. Он и пишет так же. Говорят, в министерстве образования готовится проект о том, чтобы писать слова так, как они слышатся. Например: лоп, парахот. Во. Это вот для таких Утюговых. Да и в министерстве, по ходу, такой же Утюгов сидит. И брат его-Эргерон!
Султанов утихомиривает публику, которая поначалу никак не хочет стихать, потом, как ни в чем не бывало, диктует:
— Какой должна быть современная книга? Она должна быть толстой, не менее четырех сотен страниц. За свои деньги читатель хочет иметь толстую книжку. Она должна быть красивой, с цветной обложкой, на которой должен быть нарисован крепкий мужик в форме и женщина желательно безо всякого обмундирования. Что касается содержания, то оно особого значения не имеет.
— А вы про книжки, — бормочет Утюгов, напяливает наушники обратно, а Султанов продолжает:
