Ньюгейт Каллендер залился краской.
— Начальство Парадокс-центра назначило меня работать в штатском. Я должен смешиваться с местными жителями в любом время-районе, который я патрулирую, и при том не выделяться. Я носил тогу в Помпее в 79 году от рождества Христова и штаны пузырями и камзол, когда занимался делом Кристофера Марло. Потом носил юбку с фижмами во времена Лондонского пожара, и…
— Погоди, — сказал Смедли. — Разве юбка с фижмами — не женская одежда?
— Женская, — признал Ньюгейт Каллендер. Он и до того был красен, но сейчас его физиономия стала такой пунцовой, будто ее несколько раз покрасили киноварью. — Исследовательский отдел действительно напортачил с этим назначением… Бывало и хуже: когда я гонялся в девонском периоде за главарем преступников, который делал фальшивых трилобитов, пришлось замаскироваться под пальму… — При этом воспоминании Каллендер содрогнулся. — Дрянь — эти трилобиты! И совершенно бесполезная дрянь.
— Не согласен, — объявил Смедли Фейвершем. — Трилобиты очень полезны. Я вот недавно написал поэму о кибернетике, и понадобилась рифма к "битам". Ладно, так почему ты здесь, — э-ак! — при Большом взрыве?
— Точнее, за несколько минут до Большого взрыва, — возразил Ньюгейт Каллендер. (Действительно, гиперсфера сжалась сантиметров до сорока в диаметре: через несколько минут она превратится в абсолютное ничто, в точку пространства-времени с нулевыми измерениями, и тогда начнется Большой взрыв.) — В Парадокс-центр пришел доклад о самовольном время-путешествии в район Большого взрыва, и меня направили для расследования. Мне надлежало догадаться, что это вы, Фейвершем.
Смедли скромно потупился и ответил:
— Дорогой Ньичто, это честь для меня.
— Мое имя Ньюгейт!
— Предположим. Однако вы малость торопитесь, а? На деле я пока не совершил хронопреступления. Ты не посмеешь меня арестовать, пока я ничего не совершил: это будет нарушением причинной последовательности.
— Само ваше пребывание здесь является преступлением, Фейвершем, — проворчал Ньюгейт Каллендер. — Во-первых, как вы вообще сюда попали? Известно, что вы — время-путешественник, но время фактически не начиналось до Большого взрыва и как же вам удалось проникнуть за начало времени?
— Несомненно, ты незнаком ни с одной из моих бывших жен, — возразил Смедли Фейвершем и покосился на Вселенную. Теперь она сжалась до размеров баскетбольного мяча. — Понимаешь, дорогой Ничтоус…
— Ньюгейт!
— Предположим. Прибыть ко времени до начала времени очень легко. Я попросту приказал своей машине проделать весь путь туда, где кончаются тахионы. Затем, проехав так далеко, как машина смогла меня пронести, вышел и остальной путь проделал пешком. И конечно, поскольку я всю жизнь был преступником и вообще скверным мальчишкой, я — проныра… так что мне легко пронырнуть куда угодно.
— Вопрос по делу, — Ньюгейт Каллендер нервно покашлял. — Существуя до начала времени, вы, Фейвершем, автоматически расширили параметры существования, чтобы они вас охватили. Можно сказать, раздвинули стойки ворот Вселенной. И прибыли сюда раньше меня… так что мне было нетрудно прибыть к месту сцепки пространства с временем, каковое место — благодаря вашим усилиям первопроходца — уже оказалось внутри границ существования.
— Нуга, ты снова оказываешь мне честь, старина, — сказал Смедли Фейвершем и еще раз скромно опустил глаза. — Хотя на деле, если бы я — э-ак! — знал, что ты идешь сюда, то с удовольствием уступил бы тебе славу первопроходца. Ты бы меня побил.
— Избить вас до полусмерти, вот чего бы я хотел, — отвечал Ньюгейт Каллендер, вытаскивая полицейскую дубинку и прикидывая, какие места на черепной коробке Смедли не слишком важны для жизни. К этому моменту сжимающаяся гиперсфера предвзрывной Вселенной уменьшилась до размеров детского мячика. — Почему бы вам не отказаться от хронопреступления, Фейвершем, и не пройти со мной спокойно? Вы готовились запачкать руки преступным деянием.
— Думаю, ты подразумевал, что уже запач… — начал говорить Смедли, но вдруг заметил на пальцах предательские следы карри "виндалу". Он поспешно сунул пальцы в сверхгорячую плазму гиперсферы и, борясь с отрыжкой, вытер руки начисто.
— Я установил, что закон для вас не писан, — объявил Каллендер и достал наручники. — Не знаю, какое именно хронопиратство вы планировали совершить, но могу поспорить, что совершили бы нечто гнусное… если бы я не пресек. Почему бы вам не признаться во всем? Это может смягчить приговор.
— Согласен.
Смедли Фейвершем в очередной раз опустил глаза и окинул взором брюки Каллендера, определяя, нет ли в карманах бумажника или еще чего-нибудь, достойного кражи. Тем временем страж порядка вынул блокнотик и дрянной карандаш, чтобы записать полный текст признания своего пленника.
— На деле, патрульный, — начал Смедли, — я ждал последнего драгоценного наномгновения — э-ак! — перед Большим взрывом. В этот миг Вселенная должна сжаться в точку, — Смедли сложил два пальца и чуть раздвинул, показывая, какой крошечной станет Вселенная. — Все измерения пространства и времени сжимаются в наивозможно маленький инкремент.
— Насколько маленький? — спросил констебль, прилежно царапая карандашом по бумаге. — Мне нужны подробности.
— Оч-чень маленький. Я бы сказал, кап-капка.
— Без научных терминов! — приказал Ньюгейт Каллендер. — Вы уверены, что это не значит "кроха"?
Смедли Фейвершем обдумал свое определение и сказал наконец:
— Больше, чем кап-капка, но меньше, чем кроха. Лучше считать это крохотулей.
— Вот теперь вы сообщаете подробности, — одобрительно заметил страж порядка и занес слова Смедли в блокнот. — Итак, вы ждали, чтобы пространство и время создали крохотульную сингулярность. И что потом?
— А потом, — продолжал Смедли, — как раз перед тем, как Вселенной надо было бы войти в Большой взрыв, я намеревался ее украсть.
— Намеревались… что? — Ньюгейт Каллендер так удивился, что уронил карандаш, который повис в пустоте, и констебль едва успел поймать его, прежде чем тот втянулся в гравитационную ловушку гипершара (теперь шар сжался до размеров маленького грейпфрута). — Погодите! Вы что, намеревались украсть всю Вселенную?
— Целиком, — с пристыженным и покаянным видом отвечал Смедли Фейвершем. — До последнего микрона пространства и каждого инкремента времени. Со всеми потрохами. Конечно, после кражи собирался стереть порядковый номер. А затем собирался изменить ее облик — для продажи.
Каллендер от удивления хрюкнул и вопросил: