– Какому агентству?
– Агентству, которое поставляет материал для подобных опытов.
– Значит, вы утверждаете, что существует коммерческое агентство, занимающееся добычей и торговлей живыми людьми для исследовательских целей?
– Странно! Это для вас открытие? Да оно существовало еще тогда, когда я о научной работе и не помышлял! Рекламных объявлений оно, конечно, не печатает, но все, кому это нужно, о нем знают и с ним сотрудничают.
– Великолепно! – взвился О'Ши. – И почем, простите, например, я?
– Не знаю. За доктора наук семь лет назад с нас взяли что-то около двухсот тысяч, а за Бро – что-то около десяти. Бро шел без сертификата, а на доктора наук мы потребовали сертификат. Агентство гарантировало, что мы получим доброкачественный образец интеллектуала с удовлетворительными способностями к научной работе. Оно приложило список ваших научных трудов, – вновь обратился Ван Ваттап к тощему.
– Вы с ним ознакомились? – продолжал асессор отвлекать огонь на себя.
– Чисто поверхностно. Это не моя специальность. Что-то геофизическое, если не ошибаюсь. Но выглядело это достаточно солидно.
– Вы сами вступали в контакт с агентством?
– Нет. Всеми внешними связями ведал Нарг. Я по складу характера не люблю и не умею поддерживать внешние контакты. Я, как улитка, лучше всего чувствую себя в четырех стенах, когда никто не мешает мне думать и работать.
– А вы подумали о том, – тихо сказал асессор, – что у доктора Лущи тоже могут быть какие-то пристрастия к своим четырем стенам? Я имею в виду его собственное тело.
Ван Ваттап пожал плечами.
– Прекрасно понимаю, куда вы метите, – ответил он. – Это меня заботило, но я вынужден был свести заботы к плану послепроцедурных психологических отклонений. Нам пришлось убедить себя, что именно этим нам следует ограничиться. Ведь не по нашей злой воле доктор Луща оказался объектом купли-продажи. Насколько мне известно, его приобрели у какой-то клиники, где необходимость в нем миновала.
– У какой именно клиники? – перебил асессор.
– Такими подробностями обычно не интересуются, – ответил Ван Ваттап. – Уж не хотите ли вы возложить на меня ответственность еще и за создание общества, в котором такие объекты продаются и покупаются?
– Некоторую часть хотел бы, – сказал асессор. – А именно ту, в которой вы обеспечиваете его процветание.
– Что ж так мало! – возразил Ван Ваттап. – Ведь я в вашей власти. Смешно ожидать, что кто-нибудь из тех, кто нам нужен, сам добровольно согласится на подобный опыт, а он был необходим, и подбор пары – дело не такое простое. Имеется ряд ограничений, обмен осуществим для двух людей из миллиона, а результаты первого опыта были практически непредсказуемы. Нарг и я – мы долго колебались, тщательно готовили процедуру, и, если учесть, что это был первый комплексный опыт, любой признал бы его результат блестящим. Любой, но не я. Меня интересовали тончайшие детали, и тут я потерпел неудачу. Объект оказался неполноценным и страдает рядом расстройств, природа которых неоднозначна. Отчасти они могли быть результатом несовершенства нашей методики, а отчасти – следствием органических нарушений, вызванных инцидентом, жертвой которого доктор Луща оказался в Африке. Об этом инциденте и о том, что агентство, таким образом, поставило нам не полностью доброкачественный материал, я, к сожалению, узнал слишком поздно – уже после опыта. От самого доктора Лущи в его новом облике, когда начал обсуждать с ним возможность продолжения его научной карьеры. Не сомневайтесь: прояви он способности к этому – он получил бы соответствующий пост и разумную компенсацию за ущерб.
– Не сомневаюсь, – начал было асессор, но Ван Ваттап повелительным жестом велел ему молчать и продолжал:
– Ценой пятилетних трудов я разработал новую методику и поручил Наргу добыть тело доктора Лущи. Теперь мы могли бы вернуть ему его память из тела Бро. Но агентство, к сожалению, не смогло удовлетворить нашу просьбу. По размышлении я нашел, что, обследовав память ближайших родственников доктора, – скажем, отца или сына, – я мог бы получить ценную информацию и с ее помощью устранить многие дефекты, на которые жаловался объект. Это при том, что я теперь настолько силен, что с уверенностью могу сказать: опыт не причинил бы никакого вреда сыну доктора Лущи. Я был настолько уверен в этом, что Нарг дал агентству такие гарантии и договорился о двухнедельной аренде Лущи-младшего, после чего тот мог бы как ни в чем не бывало начать и продолжить свою поездку. Но, – и тут Ван Ваттап снова обернулся к тощему, – вы каким-то образом узнали о наших планах, узнали далеко не всё, извратили это по-своему и сорвали опыт, который имел большие шансы сделать вас полноценным человеком. И поставили под угрозу жизнь вашего собственного сына.
Ван Ваттап говорил убежденно, тихо, абсолютно спокойно. Асессор чувствовал, что у него шевелятся волосы. Луща-Бро внезапно резко уронил голову на колени, сжал ее руками. Джамиля вскочила, схватила его за плечо, но он с силой оттолкнул ее.
– Ваш опыт был напрасен, – сказал О'Ши, будь он трижды неладен со своей методой разлагать людей на множители. – Доктор Луща практически не страдает никакими дефектами, кроме душевных ран, которые вы ему причинили. Все эти годы он симулировал перед вами эти дефекты, выражая этим свой отказ сотрудничать с вами. Иных возможностей выразить свою волю вы ему не предоставили, не так ли? Не так ли, доктор Луща?
Тощего, скорчившегося на стуле, била дрожь.
– Ах вот как! – сказал Ван Ваттап. – Это меняет дело. Это меняет дело, – раздельно повторил он. Он явно тянул время. Великолепная, устрашающая машина пришла в замешательство, ей нужно было несколько секунд для перестройки. И вот она перестроилась. – Ну что же, – отчеканил Ван Ваттап. – Это избавляет меня от всяких внутренних обязательств по отношению к вам. Вы вели себя неразумно. Неразумней вы не могли себя вести – вот все, что я могу сказать.
– А вы? – спросил асессор. – Вы вели себя разумно?
– Я вел себя так, как позволяли мои возможности и осенившая меня идея, – ответил Ван Ваттап. – Мы с Наргом пришли к ней с разных сторон: он – со стороны систем связи, я – со стороны акупунктуры, иглоукалывания, древней восточной медицины. Там еще две тысячи лет назад составляли карты человеческого тела, отмечая точки, в которых укол и жар способны преобразить состояние организма. Я догадался, что эти точки – проекция линий связи мемодромов с головным мозгом. Сколько я возился с этими картами! Сколько в них было благих домыслов и выдачи желаемого за действительное! Но было здравое зерно, и мы заставили его прорасти. И подумать только! Всеславная ученая когорта, которая под ваши рукоплескания двести лет поднималась к этому рубежу, вдруг начинает перед ним мяться, озираться, трусливо топчется. Лучшие умы гниют, опутанные моралью церковников и телекомментаторов, играющих в европейский гуманизм!
