Ветер усилился. Облака неслись над вершинами деревьев. Ухнул гром, и на иссушенную почву упали тяжелые капли дождя. Луч пришел в блестевшей от воды накидке. Я уже присмотрелся, кстати сказать, к этим накидкам. Их делали из широких листьев какого-то растения, проклеивая швы растительным же клеем.
Вопреки моим опасениям, Луч сразу понял, что я предлагаю. Я показал ему, как регулируется аппарат, и спросил, сколько времени он может слушать. Он ответил:
— Один наш день… или больше…
Сутки на Планете примерно соответствовали трем земным суткам. Я предполагал, что видящие выносливы, но этого я, признаться, не ожидал.
Луч сел в кресло перед электронной машиной, к которой был подсоединен читающий аппарат, я нажал клавишу и… И ничего не произошло. Разумеется, с моей точки зрения. Частота звуковых колебаний при большой скорости читающего аппарата стала настолько высокой, что звук превратился в ультразвук. Я ничего не услышал. Но видящий еще увеличил скорость чтения…
Я поднялся в рубку. Теперь мне оставалось только ждать.
* * *
На экране, за спиной Шевцова, открылась дверь. В радиорубку вошла женщина. Она подала Шевцову листок бумаги, улыбнулась, и Ланской встретил ее взгляд.
— Узнаете? — спросил Тессем скульптора.
— Это…
— Да. Сейчас, как я вам говорил, Шевцов летит с большим экипажем. Исследовательский Совет долго обсуждал проблему Видящих Суть Вещей. Решено оказать помощь. Пусть на первых порах непрошенную помощь. Завтра будет опубликовано решение Совета.
— Но эта женщина… она…
— Да. Она ждала. Она тоже была в полете. И когда Шевцов вернулся на Землю… А вас удивило, что она по-прежнему молода?
Женщина на экране приветственно махнула рукой и вышла из радиорубки.
— Передачи со Станции уже прекращены, — сказал Тессем. — Сейчас мы только принимаем.
— Я представлял ее себе иначе, — задумчиво проговорил Ланской. — Собственно, она почти такая. Такая… и не такая. Лицо рафаэлевой Мадонны, а глаза… глаза, как у чертенка.
Инженер рассмеялся.
— А вы поверили Шевцову, когда он говорил о глазах — «озеро, тающее в светизне»? Никто так плохо не знает женщину, как человек в нее влюбленный.
— Контраст поразительный, — думая о своем, сказал Ланской. — Здесь скульптура бессильна. Глаза мы передавать не можем.
— Вы можете передать душу, — возразил Тессем. — Вы видели — и это найдет выражение.
— Скажите, — спросил Ланской, — а почему вы упомянули о том, что Станция только принимает?
Тессем усмехнулся.
— У меня еще остался рислинг. Жаль, что Шевцов нас не услышит. Но мы с вами произнесем тост за женщин.
* * *
— Прогнозы неприятные, — продолжал Шевцов. — Помехи быстро растут, нам приходится тратить много энергии на поддержание связи. Что же мне еще вам рассказать?..
Итак, я ждал в рубке, а видящий сидел внизу, у электронной машины. Время тянулось невыносимо медленно — бесконечные тройные сутки. Несколько раз я спускался в кают-компанию. Луч бесстрастно смотрел на машину. Но в красных глазах его бушевали снопы искр. Еще ни разу я не видел, чтобы их было так много. Это походило на вспененное, клокочущее море, когда под белой пеной уже нельзя различить самой синевы волн. В глазах видящего бились, пульсировали, дрожали потоки светлых искр — и я понял, насколько велико напряжение, скрытое за бесстрастной полуулыбкой.
Давно отшумела гроза. Большой Сириус поднялся к зениту и, казалось, навсегда там остановился. Я работал в моторном отсеке, дремал, пытался читать… Прошло свыше восьмидесяти часов, когда я заметил, что лицо видящего уже не бесстрастно. Быть может, я ошибался. Не знаю. Но мне показалось, что лицо Луча становилось то грустным, то радостным. Это было едва ощутимо. Легкая тень — не больше.
Я поднялся в рубку и настроил аппарат электросна. Эти трое суток стоили мне многого. Я едва держался на ногах.
Через четыре часа аппарат разбудил меня. В кают-компании никого не было. Видящий ушел. Электронная машина не работала.
И снова потянулись бесконечные, изнурительные, наполненные тяжелыми сомнениями часы ожидания. Черт побери, какие только ужасы не рисовали романисты, описывая приключения на неисследованных планетах: песчаные бури, атомные взрывы, электрические медузы… А тут приветливо светил Большой Сириус, ветер ласково раскачивал причудливые деревья, все было тихо и спокойно. Но в этой тишине я отдал на суд Видящих Суть Вещей всю историю человечества — и это волновало меня несоизмеримо больше, чем любая буря или нашествие ящеров. Как бы я хотел, чтобы на моем месте оказался один из тех, кто с такой легкостью описывал встречи чужих миров! Встретились, моментально поняли друг друга, поболтали и разошлись… Какой вздор!
А время шло. Да, теперь я до конца осознал глубокую мудрость старого наставления, предостерегавшего от рискованных экспериментов с обитателями чужих планет. Видящий не появлялся, и я начинал думать, что это и есть его ответ.
Наступил вечер. Большой Сириус сменился в небе Малым. Потом и Малый скрылся за горизонтом. Это было что-то вроде белой ночи, предвещавшей близкий восход Большого Сириуса.
Я ждал. Я решил ждать еще шестьдесят часов.
Но прошло семьдесят часов, и я сказал себе: «Еще десять». Чисто механически — как во сне — я готовил «Поиск» к отлету. Мысли же мои… Да, в этот день, бреясь, я думал о видящих, я долго стирал мыльную пену с висков. Пена не сходила. Это была седина.
До срока — последнего срока — оставалось несколько часов. Я сидел на ступеньках трапа. Над лесом поднимался раскаленный шар Большого Сириуса. Он горел таким пронзительно бело-голубым светом, что мне показалось: вот сейчас потухнет, перегорит… Но он не перегорал. Он лез вверх, и тень корабля съеживалась. В ослепительных лучах Большого Сириуса белый шар сиял, как маленькое солнце. Я обратил внимание на любопытное явление: белый шар не давал тени. До сих пор не знаю, как это можно объяснить.
Становилось жарко. Я встал и в последний раз посмотрел на оранжевые деревья. Потом обернулся к люку. И в это время сзади послышался спокойный голос:
— Не уходи…
У трапа стоял Луч.
Не знаю, почему я не заметил его раньше. Быть может, потому, что он шел со стороны Большого Сириуса и бьющий в упор свет делал прозрачное тело почти невидимым. С трудом можно было различить только швы накидки.
Я быстро спустился вниз. Мы стояли там, где кончалась короткая тень корабля. Стояли рядом — лицом к лицу. Я думал, что сейчас мы расстанемся. «Поиск» должен вернуться на Землю. Иначе сюда прилетит другой корабль — и все повторится сначала… Я должен предупредить, рассказать. Должен объяснить, какая катастрофа угрожает Планете.
