Видимо, это был последний толчок — стены трещины заколыхались, как фанерные декорации от случайного сквозняка, глыба подо мной зашевелилась и пошла вниз.
Я полетел вслед за глыбой — сверху меня нагнал огромный камень, от которого я не сумел увернуться. Удар пришелся по голове. Как бы из другого тела я увидел себя, того, который держал в руках Что-то, — я увидел, как меня, то есть его, отшвырнуло камнем к стене, поцарапало до крови плечо, грудь, бедро. Как вывалилось из ослабевших рук Что-то и, планируя в струе и крутясь, скользнуло в черную жуткую глубину.
Больше я ничего нe помню…
Глава четырнадцатая, в которой разговаривают все сразу, сидя у костра возле разрушенной скалы
Зоя. Когда мы вытащили тебя из трещины, ты был как труп.
Ирина. Острая кислородная недостаточность, переохлаждение плюс тяжелейшие ушибы. Возможно, небольшое сотрясение мозга. Поэтому лежи, не двигайся несколько дней.
Виталий (задумчиво). Кажется, я изобрел еще один важный принцип… (Все смеются, Виталий обескуражен.) Что я такого сказал?
Янис. Не обижайся, старина, мы смеемся не над тобой.
Ирина. Теперь я знаю цену твоим принципам: стоило заиграть какому-то камню, и все твои принципы…
Виталий (обиженно). Что, я, нынешний, тронул кого-нибудь? Убил? Задушил? (Янису). Ты что-нибудь имеешь против меня?
Янис. Нет. Не волнуйся, конечно, это был не ты. Ведь все это происходило совсем в другие эпохи.
Виталий. Вот попробуй объясни ей.
Янис. По-моему, всем все понятно. Главное, друзья, заключается в том, что здесь, в своем времени, мы остаемся людьми. (Добродушно, косясь на Виталия). Конечно, не без маленьких, очень маленьких недостатков…
Виталий (торопливо прожевывая кусок колбасы). По сравнению с тем, пещерным, я просто ангел.
Янис. А Виталий молодец, перенес продукты в пещеру, теперь бы сидели голодные — все осталось бы под скалой.
Ирина. Ой, не говорите про пещеру! Не могу представить, как можно было так деградировать…
Янис. Ничего особенного. Влияние звукового поля. Видимо, за счет микротолчков источник все время излучал небольшую мощность, которая и действовала на нас постоянно в. течение всех последних дней.
Ирина. Да, но как я могла?! Это мясо — фу!
Виталий. Теперь я тоже знаю твои возможности. (Шутливо отодвигается от нее.) Надо подальше от тебя, а то еще возьмешь дубину и…
Василий Харитонович (Янису). Ты счастливый, ты держал в руках Смешивающий тысячу веков белый камень Эрдени! Народ напрасно легенды не сочиняет.
Янис. Да, насчет народа вы правы, Но камень держал не я, вернее, не только я. Вообще приключение это наводит меня на мысль, что человечество состоит из огромного числа восходящих рядов, оно, как спектр видимого света, содержит линии самых тончайших оттенков, и каждая линия, как полосочка спектра, соответствует определенному свойству человеческой натуры доброте, жестокости, уму, глупости, честности, лицемерию и так далее. И все эти восходящие ряды человеческих натур пронизывают на стеблях генов-носителей всю толщу времени — от возникновения хомо сапиенс до веерообразного расширения в необъятном космосе. Друзья! Нам выпало жить в XX веке, и я счастлив, что живу теперь, а не тогда, во тьме пещеры.
Виталий. Стоп-стоп-стоп! Кажется, рождается новый принцип: чем больше счастья, тем больше проблем. Или: хочешь быть счастливым — ищи на свой нос приключений!
Янис. Строго говоря, ты прав. Счастье — в движении, в преодолении.
Ирина. Мне все понятно, но при чем здесь этот белый камень Эрдени?
Янис (поборов усмешку). Поющее яйцо, поющая лагуна, поющий камень, поющее озеро — все эти легенды следствие случайных встреч с одной и той же модификацией машины времени. Зачем это? Видно, для того, чтобы мы, люди, смогли узнать свое прошлое и заглянуть в будущее. Кому это надо? Думаю, больше всего самим людям. «…Народ напрасно легенды не сочиняет», как верно заметил Василий Харитонович.
Зоя. Но почему «поющие», почему кругом музыка?
Янис. Ну, это понятно: расчет на то, что только разумные существа, стоящие на высоком уровне технологического развития, смогут разложить музыкальную информацию и проникнуть в глубинные слои, где и начинает работать машина времени. Не исключена вероятность, что в будущем нас ждут новые встречи с поющими камнями.
Виталий. Ну уж извините! На этот случай у меня есть железный принцип: подальше от поющих камней. Вообще от камней!
Галина Панизовская
Ошибка
(Новелла)
— Владимир Александрович! Вы?
Она была в сером платье, в котором ходила прежде на лекции. Теперь оно, наверно, было домашним.
— По-моему, мы на «ты», — напомнил Володя.
— На работе — нет. Ведь вы ко мне как начальник?
Надя училась на четыре курса младше, и, когда после распределения появилась в его лаборатории, они оба приняли вдруг официальный тон.
— Начальников я на порог бы не пускал, — ответил он теперь.
— Тогда входи. Я сейчас…
Пропустив его в комнату, она поспешно удалилась, Было слышно, как в ванной льется вода.
Володя не был здесь года три. Или больше?… Диван стоял, как раньше — у окна. И мир крыш за окном, как раньше, влезал вовнутрь, раздвигал стены, звал к себе… Статья Откинса валялась раскрытая под подоконником.
«Итак, мы показали, что выводы Надежды Веселовой содержат ошибку, и открытие русских, касающееся дискретности времени, оказалось, к сожалению, всего лишь дешевой сенсацией. Впрочем, за автором остается возможность нам ответить…» — в сотый раз прочел Володя.
Последние четыре слова были подчеркнуты. И оттого, что она подчеркнула их неровной синей чертой, ему сделалось как-то легче.
«Ну кто, в конце концов, этот Откинс? — спросил он себя. — Видный американский ученый, математик? Да.
Но ведь не господь же он бог, в самом деле!» Статья Откинса пришла только вчера, а Надина дискретность времени касалась совсем новых областей математики, так что даже крупные специалисты не могли пока судить, кто прав. Это знала пока только сама Надя.
«Вот сейчас она войдет и скажет, что все это чушь, что американец просто врет», — говорил себе Володя.
Но она не входила, а в ванной что-то булькало. И он со смутной неловкостью вспомнил, что ведь, кажется, неприлично врываться вот так после десяти… Однако Надина работа наделала в прошлом году столько шума… Он должен был узнать, прав ли Откинс. Ждать до утра он не мог. И потому стоял теперь в Надиной комнате в одиннадцатом часу вечера и слушал, как она, наконец, закрывает в ванной воду…
