У Кулаков обнаружился достаточно солидный запас взрывчатки. То ли они и в самом деле собирались закладывать мину, то ли просто предпочитали в любой ситуации быть во всеоружии. Вместе со взрывчаткой он нашел и готовые детонаторы, обращаться с которыми умел еще со времен военной службы. Он заложил заряды около дыры, через которую сам когда-то пробрался в Крысиный Угол. Они выглядели почти безобидно — простые коричневые коробки с воткнутыми стержнями детонаторов — но он знал, какая дьявольская сила в них заключена. И не ошибся.
Даже удалившись на несколько сотен метров чтобы не попасть под шальной обвал, Маан ощутил как вздрогнул и зашевелился под ногами пол. Взрывная волна промчалась по тоннелю, в котором он скрывался, обрушивая с потолка мелкие камни и рисуя на стенах трещины. Возможно, он даже перестарался. Как бы то ни было, задача была выполнена — когда он вернулся посмотреть на результат, то был впечатлен. Там где когда-то были вентиляционные шахты, теперь не было ничего кроме нагромождения дымящегося камня. Обвал получился просто отличным. Чтобы убрать такой потребовалась бы тяжелая техника, которой у людей не было, и много дней напряженной работы. Теперь они были похоронены заживо вместе с ним. О себе Маан не думал. Он всегда сможет найти выход в другую область своих подземных владений или просто прокопает ход, когда в этом будет необходимость.
Хотя куда более очевидным вариантом был другой, о котором он старался не думать.
Он никогда не выйдет отсюда.
Приступы сонливости, одолевавшие его раньше, сделались настолько сильны, что Маан ощущал себя разбитым параличом. Это был не просто сон, это было нечто иное, то, из чего, как он чувствовал, нет возврата. Если он позволит себе уснуть сейчас, этот сон уже не закончится. Пока мог, Маан боролся с ним, иногда с подступающим к сердцу ужасом ощущая, насколько быстро тают его силы. «Вот что такое пятая стадия, — подумал он, чувствуя, как тело становится все менее отзывчивым, делается вялым, как будто под кожей вместо сильных мышц оказалась влажная вата, — Теперь я знаю это. Жаль, что этого никогда не узнает сам Мунн. Пятая стадия — это смерть. Провал в бесконечный сон. Бездна, в которую ныряет разум чтобы больше никогда не вернуться».
Мысль о том, что он теперь знает о сути Гнильцов больше, чем сам Мунн, была приятна, хотя и абсолютно бесполезна в его положении. Если бы Мунн знал, он бы не посылал своих людей под землю на убой. А может, все равно послал бы. Когда имеешь дело с Мунном, ни за что нельзя поручиться наверняка. Единственное, о чем жалел Маан — старика ему не достать. Он никогда не спустится сюда, слишком умен. А наверху бессилен сам Маан.
Но он достанет Геалаха, а это тоже кое-чего стоит. При мысли о мягкой шее Геалаха в своих лапах Маан сладострастно вздрагивал. Это была его цель, его путеводная звезда, которая вела его каменными коридорами несмотря на многочисленные раны и свинцовую плиту усталости, под которой трещал хребет. Он знал, что сделает после того, как покончит с Геалахом. Знал, хоть и думал по привычке о том, как будет искать выход из Крысиного Угла. Не будет никакого выхода. Закончив то, что намечено, он просто ляжет на землю и позволит своим глазами закрыться. Это будет хорошее окончание долгой, муторной, беспокойной жизни. Заслуженная пенсия, которой он так и не дождался в прошлой жизни. Уход на вечный покой, в те края, где нет опасности и боли. Маан ощущал, что его тело встретит такой исход с радостью. Ему достаточно будет лечь и закрыть глаза, а все остальное оно сделает само. Оно принадлежит Гнильцу и лучше него знает, как обставлять подобный ритуал. Черт возьми — Маан мысленно хохотнул — может быть он станет первым на Луне Гнильцом, умершим от старости!..
Но ему осталось кое-что закончить для этого.
Он не знал, сколько людей осталось у Геалаха, но по его расчетам выходило, что не больше десятка. Присутствия самого Геалаха он пока не ощущал, и неудивительно — наверняка тот старался держаться там, где вероятность встречи с Мааном была минимальна, в окружении последнего ядра Кулаков. Он всегда с большим вниманием относился к собственной безопасности.
Маан слышал, как меняется его голос, доносившийся из эфира. Сперва он был холоден и спокоен, цедил слова медленно и кратко, точно постоянно был занят какими-то сложными арифметическими расчетами. Такой голос у него обычно и бывал на операциях. Слушая его, Маан обычно сам преисполнялся спокойствия. Но даже стальные нервы Геалаха оказались подвержены коррозии. Постепенно, слушая о все новых потерях своего отряда, голос утрачивал свою холодную глубину, в речи начали проскакивать ругательства. «Он начал понимать, — решил тогда Маан, с удовольствием вслушивавшийся в эту перемену, — Он уже чувствует, что игра идет не по его плану, и все карты, запасенные в рукаве, уже не более, чем ярко раскрашенные бумажки. Он всегда был хитер, не удивительно, что он начал догадываться первым».
Но он еще не терял надежды. Он был наделен в равной мере человеческой самонадеянностью, а может, этой самонадеянности в нем было даже больше, чем в прочих. Он верил в себя и свои силы. Он уничтожил тысячи Гнильцов, и теперь, столкнувшись в смертельном противоборстве с одним из них, отказывался даже верить в возможность поражения. У него были лучшие люди Контроля, профессиональные загонщики, посвятившие охоте на Гниль всю свою жизнь, элита Мунна. У него было лучшее оборудование из того, что можно достать на Луне. У него было оружие, которому позавидует даже армия. И теперь какой-то жалкий Гнилец точно дразнит его, будущего главу Контроля, ускользает из-под удара, жалит в беззащитные места, ощущая собственную безнаказанность! С этим Геалах смириться не мог, и Маан знал это. Болезненная гордость, заключенная в его сутулом теле, никогда не откроет ему дорогу обратно.
Когда в эфире сообщили об обвале в районе вентиляционных шахт, отрезавшем их от мира, Геалах вдруг переменился. Еще недавно кричащий, гонящий людей в бой, готовый взорваться, он неожиданно сделался спокоен и надолго замолчал. Если бы речь шла о другом человеке, Маан предположил бы нервный шок. Но этого человека он знал всю свою жизнь, и понимал, насколько это невероятно — шок у Геалаха. И он был прав, через некоторое время Геалах вновь появился в эфире. Теперь он был еще более спокоен, чем прежде. Как-то зловеще, не по-человечески, спокоен. В такой ситуации это выглядело едва ли не помешательством, особенно на фоне остальных голосов, в которых нотки паники давно уже проглядывали острыми колючими зубцами из привычных слов. Геалах отстранился от командования, да и вообще от существующего мира. Все окружающее как будто сделалось ему в одну минуту безразлично. Если до этого он отдавал по нескольку десятков приказов в минуту, пытаясь переформировать свое поредевшее воинство в боеспособный порядок, стянуть узлы уже не существующей сети и продолжить наступление любой ценой, то теперь замкнулся в себе, редко реагируя даже на вопросы подчиненных. Ощутив эту резкую перемену в настроении командира, многие приняли ее за момент слабости, что лишь усилило панику. Кто-то пытался составить из уцелевших бойцов группу и пробиваться вслепую, надеясь отыскать выход из Крысиного Угла. Кто-то хрипел в приступе беспросветного ужаса. Кто-то опустошал в темноту магазин. Эти звуки означали агонию единого организованного организма, каким был когда-то отряд Геалаха, и Маан хорошо умел разбираться в таких звуках.
