— …ибо было пророчество неизбежное и настанет год, когда суждено ему исполниться…
— Ты не мог бы прекратить вызывать Будду? Ничего же не слышно!
— Не мог бы, светлейший: noblesse oblige, и никак иначе.
— По-моему, они тоже кого-то хотят… того… ну, ты понял.
— …и солнечные лучи осветят Путь, коим он… кого? Тоже Будду?..
— Н-нет, похоже, кого-то своего. Погоди-погоди, я почти разобрал… Ку… Кту… Ктулху!
— …рёк он ранее, однако изречёт вновь… фхтагн?
— Точно! Ктулху фхтагн! А ты откуда знаешь?
— Слышал краем уха, когда проходила прошлая их месса, подготовительная… Гм. Кажется, я сбился. Что ж, повторим попытку. Светлейший, не мог бы ты вернуться вот сюда и раскинуть руки? Всё-таки подслушивать дьявольских сектантов в процессе вызова Будды не очень-то кошерно…
— …Ктулху фхтагн!
Слухач громко зевнул — возможно, с чувством выполненного долга.
Пентаграмма оставалась пустой.
Главный скосил глаза налево, направо, обернулся, поднял взгляд вверх.
— И где он?
— Торгует бензином для космомаршруток, надо полагать. Кто-то же должен, — сострил один из дьяволопоклонников.
По залу прокатилась волна смеха.
— Тихо! — велел главный. — Может, заклятие неверно прочитано?
— Обижаешь, начальник, — раздался голос Слухача, до предела наполненный чувством задетого за живое профессионала.
— Значит, неверно написано!
— Я лично записывал слова первоисточника с щупальцами, явившегося мне в пророческом сне.
— Неверно передано!
— Хотите пожаловаться Великому Ктулху на Великого Ктулху?
— А ты разве не глухой?!?! — в бешенстве заорал главный.
— Ась? Чиво?
Переведя дух, главный принялся рассуждать:
— В чём же причина? Пентаграмма мала?
— Очутившись внутри неё, Ктулху уменьшится, чтобы не вылезать за нарисованную мелом границу. Но вернёт себе привычную конституцию, стоит ему выйти за пределы знака.
— Тогда он обиделся!
— На что?
— На что-нибудь! На тесную пентаграмму! Слишком тесную!
— Рисуя, я использовал всю свободную площадь помещения.
— Без разницы! Наш Повелитель достоин большего! Это Слухач виноват!
— Ась?
— Почему ты не сломал стену и не нарисовал пентаграмму попросторнее?!
— Чиво? Чиво ты гришь?
— Хватит придуриваться! Ритуал, к которому мы готовились долгие годы…
— Да я не придуриваюсь. А за стеной эти, святоши.
— …а в итоге подлейший замысел летит в тарта…
Главный внезапно замолчал. Секунду или две его блинообразное лицо пустовало, словно головы местных политиков, после чего на физиономии толстяка расплылась характерная мина, ассоциирующаяся у сектантов-подчинённых с воплощением абсолютного зла. Без вариантов. Нацепив подобное выражение-маску, главный запрещал братьям делать перерывы на обед между мессами или, например, заставлял учить наизусть «Некрономикон», от корки до корки, да ещё с примечаниями!
— Монахи! Вот кто вставляет нам палки в колёса! Кого там святоши вызывают?
Слухач презрительно хмыкнул.
— Будду, конечно! У них, в отличие от чернокнижников, совсем небольшой выбор высших сущностей.
— А бога этого помещают в пентаграмму?
— Они не используют пентаграмм.
— Да как мы их терпели все эти… годы!
— Можно потише? — послышался из-за стены приглушённый голос. — Тут Будда проявляется.
— А наш Ктулху вашего Будду побьёт!
— А вот и нет!
— А вот и да!
— А вот и нет! Будда фхтагн!
— Нет, Ктулху фхтагн!
— Нет, Будда!
— Ктулху!
— Буд… Ой, не Будда.
Главный раскрыл рот — и молча закрыл.
— Как не Будда? А кто же тогда?
Существо было… рослое. Купол храма, пробитый осьминожьей головой, лежал на полу в виде кусков разного калибра. Оно представляло собой, по большей части, хаотичное переплетение щупалец и выглядело насколько злобным, настолько и удивлённым.
— Привет, — поздоровалось существо.
— П… ривет, — ответил светлейший.
— Ты меня вызывал?
— Я? Вызывал?.. Не-э-эт… Не вызывал. Вы ошиблись! Да, точно… А потому не могли бы вы вернуться в…
— Ошибся? Минуточку, давай разберёмся. Ты говорил «Ктулху фхтагн!»?
— Я ничего такого про Ктулху не говорил.
— Ну, может, и не говорил, но орал точно. Это же ты прочёл заклятье.
— Э-э… ну-у… даже если я что-то сказал, то два слова максимум.
— Ага. — Существо присело и переплело щупальца — на том, что заменяло ему грудь. — Ясно. Тогда будем знакомы: Ктулху.
Светлейший боязливо протянул руку.
— Очень приятно. Светлейший.
Ктулху пожал липким многометровым щупальцем спрятанную под белой материей конечность.
— Отлично, — подвёл итог монах-гуру.
— Ещё бы, — живо согласился Ктулху. — Я ведь тоже Пробудившийся — раз. У меня всего одно имя — два. И оно гораздо проще, чем Ситт… Сиддх… Сидхрах… Это, Гуату… Блин! Щупальца сломаешь!
— Что-то не понял… К чему вы ведёте?
— Уа-а-а… Устал я спать… Так-так. А который час?
— Кто знает… Мы совсем потеряли счёт времени.
— Хоть день или ночь?
— Ночь. Глубокая.
— Ага, то есть ужин.
— Ась? Какой ужин?! Вали, тебе сказано. Щас заклятье возвращения как читкану!
— А у тебя есть? Ты же только вызвать меня собирался — о том, что придётся кого-то отсылать, и не подумал.
— Простите за беспокойство, уважаемый… но что за ужин вы имели в виду? Да-да, вы, со странными дредами.
— Ну, как тебе сказать, блиноухий… Долгожданный!
И верткие щупальца выстрелили вперёд со скоростью звука…
— Чего они вопят, как выселенные на улицу баньши?! — не прекращал возмущаться главный. — Не сектанты же, прости господи!
— Мне читать или нет? — вопросил Слухач.
— А смысл? — философски отозвался руководитель.
Хитрый щуплый наушник скользнул к двери в соседнее помещение, бесшумно приоткрыл её, чтобы подглядеть за противниками-монахами, и немедленно захлопнул. Холёное розовое лицо побелело до цвета мела.
— И это бульканье!.. — Главный злился всё сильнее. — Что у них происходит?
— Чавканье, — сглотнув, с четвёртой попытки выпершил щуплый.
— Не понял?
— Это чавканье, а не бульканье.
Главный фыркнул и в следующую фразу вложил всю свою язвительность:
— Да? И чем же они занимаются? Ужинают?
Слюна не хотела не то что смачивать горло, но даже собираться во рту, и щуплый прекратил бесплодные попытки сглотнуть.
— Вроде того, — прошелестел он…
