– Один… – сказал голос Пифкина, – …вопрос, – выдохнул он, помолчав.
Безмолвие. Новый порыв ветра.
– за…
Мальчишки ждали.
– раз…
– Один вопрос зараз! – перевел Том.
Мальчишки покатились со смеху. Да, это точно Пиф, а кто же еще!
– Ладно. – Том сглотнул слюну. – Что тебя туда занесло?
Унылый ветер дул, теряя силу, и голос донесся как из глубины заброшенного колодца:
– Носило… Повсюду… сотни мест… считанные часы…
Мальчишки ждали, сжав зубы.
– Говори же, Пифкин!
Ветер вернулся, жалобно застонал в открытых каменных губах.
Нет – ветер замер.
Хлынул дождь.
Но это было то, что надо!
Капли дождя, прохладные и пронырливые, юркнули в каменные уши Пифкина, полились по носу, фонтаном забили из мраморного рта, так что слог за слогом потекли у него с языка, сливаясь в прозрачные струйки дождя, слитную речь:
– Эй-й! Вот это славно!
С губ у него слетали облачка тумана, брызги дождя:
– Побывали бы вы там, где я был! Ух ты! Меня схоронили вместо мумии! Меня загнали в собаку!
– Мы узнали тебя, Пифкин!
– И вот я здесь, – говорил дождь, стекая в уши, струясь с кончика носа, вытекая хрустальной струйкой из мраморных губ. – Здорово, смешно, чудно – сижу в камне, а рядом, для компании, куча страшилищ и нечисти! И кто знает, куда меня занесет через десять минут? где я окажусь – еще выше? или в глубоченной могиле?
– Где же, Пифкин?
Мальчишки сгрудились кучкой. Дождь налетал порывами, лил как из ведра, едва не смывая их с узкого карниза.
– Ты умер, Пифкин?..
– Пока нет… не весь… – выговорил ледяной дождь в его губах. – Часть меня далеко-далеко, дома, в больнице, а часть – в той египетской гробнице. Часть меня бродит в траве, в Англии. Часть – здесь. А часть – в таком жутком месте…
– Где?
– Не знаю, не знаю я, ах, ребята, не знаю – то на меня нападает смех, до колик, а через минуту я себя не помню от страха. Вот сейчас, сию минуту, я понял, я знаю – мне страшно. Помогите, друзья. Помогите, пожалуйста, умоляю!
Струйки дождя хлынули у него из глаз, как слезы.
Мальчишки протянули вверх руки – коснуться подбородка Пифкина, утешить его… Но не успели они дотянуться…
С неба ударила молния.
Ослепительная, голубая, белая.
Весь собор содрогнулся. Мальчишкам пришлось уцепиться за рога чертей и за крылья ангелов, чтобы не свалиться вниз.
Гром, дым. Грохот обвала, удары камней.
Лицо Пифкина исчезло. Сбитое ударом молнии, оно пронеслось по воздуху и грянулось оземь, разбилось вдребезги.
– Пифкин!
Но там, внизу, у подножия собора, только искры взлетели и унеслись, как пушок, вместе с пушистой невесомой пылью. Нос, подбородок, тугая щека, ясный глаз, тонко вырезанное ушко – все, все унеслось с ветром, как мякина и мелкий, легкий мусор. Только и было видно, что дымок или душок, как клубочек порохового дыма, улетающий к югу и западу.
– Мексика. – Смерч, умевший чеканить слова как мало кто на земле, раздельно произнес это слово.
– Мексика? – переспросил Том.
– Последнее дальнее путешествие в эту ночь, – пропел Смерч, по-прежнему растягивая, смакуя слова. – Свистите, ребятки, рычите, как тигры, ревите, как пантеры, завывайте, как кровожадные звери!
– Выть, рычать, реветь?
– Восстановите Змея, мальчики. Воздушного Змея Осени. Прилепите на прежнее место клыки, свирепые глаза, окровавленные когти. Орите громче, чтобы поднялся ветер, скрепил всех вместе и унес нас высоко, все дальше, все дальше. Кричите, ребята, визжите, трубите, вопите!
Мальчишки мялись в нерешительности. Тогда Смерч промчался по карнизу, как будто сбивая на бегу частокол. Он посшибал с карниза всех мальчишек – кого локтем, кого коленом. Мальчишки посыпались вниз, крича и вопя кто во что горазд.
Камнем летя к земле, в ледяной пустоте, они вдруг почуяли, как под ними распустился хвост павлина-убийцы, как громадный налитой кровью глаз. На нем загорелись десять тысяч огненных очей.
А это, неожиданно вывернувшись из-за угла, из-за горгулий, прилетел Осенний Змей, новехонький, с иголочки, и подхватил их на лету.
Они уцепились за что попало – за раму, за углы, за крестовину, за гудящую, как барабан, бумагу, за клочки, обрывки, ошметки дышащей зловонием львиной пасти, окровавленного тигрового зева.
Смерч взвился в воздух и зацепился последним. На этот раз ему пришлось быть Хвостом.
Осенний Змей парил, поджидая, неся восьмерых мальчишек на клубящейся волне зубов и злобных глаз.
Смерч навострил уши.
Далеко, за сотни миль, по дорогам Ирландии тащились нищие, умирающие с голоду, вымаливая еду у каждого порога. Их крики возносились к ночному небу.
Фред Фрайер, одетый нищим, встрепенулся:
– Туда! Давайте слетаем туда!
– Нет. Мало времени. Прислушайтесь!
Еще дальше, за тысячи миль, что-то тикало в ночной тишине, как еле слышное постукивание жуков-могильщиков.
– Гробовщики в Мексике. – Смерч улыбнулся. – Прямо на улицах, со своими длинными ящиками, гвоздями и молоточками, тук-тук-тук, заколачивают.
– Пифкина? – прошептали мальчишки.
– Мы слышим, – сказал Смерч. – И летим туда, в Мексику.
И Осенний Змей, гудя, понес их вдаль на прибойной волне ветра в тысячу футов высотой.
Горгульи, трубя в каменные свои ноздри, гудя сквозь мраморные губы, воспользовались тем же ветром, чтобы провыть им прощальный привет.
Они парили над Мексикой. Они зависли над островом, над одним из озер в Мексике.
Они слышали, как далеко внизу в ночи лают собаки. Они видели немногочисленные лодки на озаренном луной озере, скользящие, как водомерки. До них доносились аккорды гитары и высокий, печальный мужской голос.
Далеко-далеко, за утонувшими во тьме границами страны, в Соединенных Штатах, носились стайки ребят, стаи собак, хохоча, тявкая, стуча в двери – во все двери подряд, – прижимая к себе драгоценные мешки со сластями, вне себя от радости – в Канун Всех святых.
– А здесь-то… – шепнул Том.
– Что здесь? – спросил Смерч, паря бок о бок с ним.
– Гляньте, здесь…
– И дальше, по всей Южной Америке…
«Да, к югу. Здесь и на юге. Все кладбища до одного. Все погосты – все усеяны огоньками свечей, – подумал Том. – Тысяча свечек на том кладбище, сто – на другом, еще десять тысяч крохотных мерцающих огоньков дальше – на сотню миль, на пятьсот миль, до самого южного хвостика Аргентины».
– Это у них так празднуют…
– El Dia Los Muertos. У тебя какая отметка по испанскому. Том?
– День Мертвых?
– Caramba, si! Змей, рассыпься!
Нырнув вниз, Змей распался на кусочки в последний раз.
Мальчишки посыпались горохом на каменистый берег тихого озера.
Над гладью вод стелился туман.
