Генрих Альтов - Легенды о звездных капитанах

Анатолий Сергеевич закурил сигарету и подошел к окну. Стук повторился. Это был очень странный стук: несколько робких ударов, потом пауза и снова робкие удары.

Скляров застегнул пижаму и вышел на веранду. Математик стоял в дверях Своей комнаты.

— Извините, пожалуйста, — быстро сказал он, увидев Склярова. — Я решился потревожить вас… — Он кашлянул и умолк.

— Что случилось, Семен Павлович? — спросил профессор, внимательно глядя на соседа.

Старик, как всегда, был одет в черный, тщательно отглаженный костюм. Но по галстуку, слишком яркому и наспех завязанному, Скляров понял, что произошло нечто чрезвычайное.

У Семена Павловича было очень доброе лицо, и сейчас оно показалось Склярову особенно милым и добрым.

Профессор подумал, что такие лица бывают у старых детских врачей, для которых главное оружие — потемневший от времени деревянный стетоскоп и беспредельная человеческая доброта.

— Что же случилось? — повторил Скляров.

Математик сконфуженно погладил пышные, еще сохранившие лихость усы и неуверенно произнес:

— Машина… Она сейчас будет говорить. Я полгода ждал, и вот сейчас зажглась контрольная лампочка. Вы — профессор, доктор наук, и только потому я осмелился в столь поздний час… для объективности…

Скляров хотел было сказать, что он ничего не понимает в машинах, но старик был взволнован, и Анатолий Сергеевич не стал возражать.

Они прошли в комнату, которую занимал математик. «Да, не очень уютно», - подумал Скляров, бегло оглядев комнату. Заваленный книгами стол, аккуратно прикрытая серым солдатским одеялом железная койка, пузатый шкаф с резными ножками — все было сдвинуто 66 в один угол. С потолка свисала на черном шнуре лампа, прикрытая вместо абажура листом картона. На стульях в беспорядке лежали подшивки потрепанных журналов, коробки с радиодеталями и инструментами. В комнате пахло ночной сыростью и цветами. Вдоль стены, на полу, выстроились стеклянные банки с распустившимися розами.

Семен Павлович показал на подоконник:

— Вот, пожалуйста, взгляните…

У открытого окна стоял очень старый радиоприемник «СИ-235». Скляров удивленно посмотрел на Семена Павловича.

— Это только футляр, — объяснил математик. Он говорил шепотом, словно боясь, что машина его услышит. — Футляр, знаете ли, не имеет значения. А машина внутри. Вы садитесь, пожалуйста…

Он принес Склярову стул, а сам продолжал ходить по комнате. Рассказывая, он снимал и надевал очки.

Они были тоже старые: с круглыми стеклами и металлической оправой, оплетенной каким-то шелушащимся коричневым материалом.

— Я собрал ее полгода назад, — говорил математик. — Разумеется, вы знаете, что идет дискуссия о том, может ли машина мыслить. У меня, конечно, нет необходимой подготовки… Нет, нет, вы только не подумайте, что я собираюсь выступать со своим мнением. Я поставил маленький эксперимент… — Он смущенно улыбнулся: — Может быть, эксперимент — слишком громкое слово. Это только простой опыт, не больше. Дело в том, что Эйнштейн однажды высказал такую мысль… Вот я вам процитирую на память: «Что бы ни делала машина, она будет в состоянии решить какие угодно проблемы, но никогда она не сумеет поставить хотя бы одну». Не правда ли, глубокая мысль?… Вы можете подумать, что я имею дерзость спорить с Эйнштейном., - Он протестуюше взмахнул руками: — Нет, я только поставил опыт. Это первая машина, которая специально предназначена для того, чтобы ставить проблемы.

Скляров уже не слушал математика. Он смотрел на Семена Павловича, машинально кивал головой и думал о том, что старик даже не подозревает, насколько грандиозен его эксперимент. Анатолий Сергеевич почему-то вспомнил другого учителя — Циолковского и почтительно спросил:

— Ваша машина… она может пригодиться для астронавтики?

Математик поверх очков удивленно посмотрел на Склярова.

— Не знаю, я об этом не думал, — произнес он извиняющимся тоном. — Конечно, в какой-то степени… Скажем, для разведки неисследованных планет.

Скляров нетерпеливо перебил:

— И вы никому еще не показывали эту машину?

— Нет…

Семен Павлович окончательно смутился. Он стоял перед профессором, высокий, худощавый, по-стариковски нескладный и взволнованно потирал руки. Анатолий Сергеевич вдруг насторожился. Как всякий человек, далекий от техники, он был уверен, что открытия рождаются лишь в лабораториях, оборудованных по последнему слову техники. В чем оно состояло, это последнее слово техники, он представлял себе довольно смутно и потому вкладывал в это понятие особо торжественный смысл.

— Вы сами ее собрали? — осторожно спросил он.

— Сам, — ответил математик. Голос его звучал виновато. — Трудно было только найти идею, принцип конструкции.

— Ага, — неопределенно произнес Скляров.

Он почему-то вспомнил д'Артаньяна. После книги Дюма легче верилось в необыкновенное. «А вдруг эта штука и в самом деле будет работать? — подумал он. — В сущности, все первое имело неказистый вид: парвый паровоз, первый пароход… Даже первый циклотрон».

— Какой же вопрос задаст эта… гм… машина? — спросил он. — Что-нибудь математическое?

— Не знаю, — ответил математик. — Право, не знаю. Она может выбрать любую проблему — ив математике, и, простите, в истории, и в биологии… Даже, так сказать, из сферы практической жизни. Она, образно выражаясь, начинена всевозможной информацией. Я, конечно, не смог бы сам заполнить всю ее память, но удалось использовать готовые элементы. Мой бывший ученик работает в академии, он мне и помог достать готовые элементы. Разумеется, они предназначались для других целей, но в этой машине они собраны иначе. Там, знаете ли, очень много записано. Десяток энциклопедий, разные справочники, учебники, журналы, газеты…

Скляров вытер платком вспотевший лоб.

— И сейчас мы услышим… ее голос?

Семен Павлович быстро ответил:

— Нет, то есть да… Мы услышим азбуку Морзе, Анатолий Сергеевич подошел к машине. Тихо поскрипывали створки открытого окна. Где-то очень близко прокричал петух. Протяжно загудел электровоз и внезапно осекся, словно испугавшись, что нарушил ночную тишину.

— Скажите, Семен Павлович, — спросил профессор, — какого все-таки рода может быть проблема? Я понимаю, вы не можете дать определенный ответ, но хоть примерно.

— Поверьте, я об этом не думал, — ответил математик. — Первый опыт… Тут важно только одно: чтобы вопрос, поставленный машиной, не был бессмысленным.

Скляров услышал смех и вздрогнул: настолько странным показался ему сейчас простой человеческий смех.