Я чувствовал каждым нервом: мальчишка поет с настоящей горечью расставания. С закипающими в душе слезами. Так же, как я тогда! Ведь в тот день это было для меня не простое выступление. Я знал: что-то ломается в моей жизни. И пел — словно в последний раз. Мало того, сразу после выступления убежал со сцены и разревелся в кустах за эстрадой…
Да, я ощутил себя на месте этого мальчика. Вместе с ним дышал знакомой мелодией, повторял каждое слово.
Разве я виноват
В том, что создал Господь океан
И на острове дальнем
Клинками скрестились пути?..
Вспышка на скрещенных рельсах мгновенно сверкнула в памяти, но песня уводила дальше:
Я молю, помоги мне в пути моем бурном и длинном,
Не оставь меня в мыслях, в молитвах и в сердце своем…
Мальчик закончил (я закончил!) петь. Стихли заключительные аккорды.
Нет, этот Петька Викулов не убежал. Он стоял, опустив голову, мял у карманов материю старых штанов. Потом, когда Полоз тронул его за плечо, он неловко поклонился. И вместе с Полозом они ушли в боковую дверцу.
Через четверть минуты Полоз вернулся.
И только сейчас грянули аплодисменты. Сумасшедшие! С топотом и восторженными воплями! Многие орали: «Бис! Бис!!» Но Полоз покачал головой, показал на дверцу, за которой скрылся мальчик, тронул горло: солисту, мол, трудно петь второй раз…
Шум и хлопанье постепенно стихли. Объявляла громко сообщил, что в заключение концерта хор исполнит песню «Лунная дорога». Это вызвало у публики новое оживление и одобрение. Но я «Лунную дорогу» слушать не стал. Выбрался с площадки, прошел через темные кусты и встал позади эстрады.
Здесь неярко светил одинокий фонарь. Неподалеку стоял длинный серебристый автофургон, похожий на притаившийся под деревьями аэростат.
Я замер у кромки кустов и думал: что же делать?
В том, что какие-то действия нужны, сомнений у меня не было.
Песня Джима все еще звучала во мне и властно уводила назад, в разбуженное старотопольское детство, но мысли уже были четкими (ох, четкими ли? Очень даже растрепанными. Но все же связными).
Все это явно не случайно.
Но зачем все это понадобилось Феликсу Антуану Полозу?
В самом деле хотел удивить слушателей «Песней Джима», которую раскопал хитрым способом?
Ну допустим. Но откуда он узнал про меня? Как? И зачем? Для чего этот маскарад солиста?
Да нет, не простой маскарад. Точнейшее повторение Петьки Викулова через девяносто с лишним лет…
Правдоподобнее всего было предположить, что маэстро все же как-то узнал о моем возвращении. Возможно, он знаком с кем-то из наших с базы. И решил сделать мне сюрприз… Нет, чушь! Как он мог догадаться, что я окажусь в этот вечер у эстрады? Ведь никто меня не приглашал…
И в любом случае Полоз не мог знать столько всего. Ну, допустим, нашел песню, узнал, что пел ее именно я, но как он мог раскопать мельчайшие детали: вплоть до синей косынки, до оторванной пуговицы?.. И как он сумел найти мальчишку, который даже под носом почесывает тем же движением, что и я?..
Это была мистика…
Впрочем, о мистике ли говорить тому, кто связан с Конусом и корпускулярной теорией времени? Наш брат нагляделся на всякое. И все-таки мы знаем точно: обратного хода Времени нет. Значит, и чуда быть не могло…
Но оно было…
Или чудо, или какая-то мистификация. Жутковатая…
Тревога опять крепко стиснула мне душу. Нехорошо стало. И вот что странно — тревога была за того мальчишку.
По опыту я знал, что с предчувствиями шутить не следует. Предчувствие — это эхо информации, опережающее связный сигнал. И, кроме того, я все равно не успокоюсь, пока не выясню, что к чему…
Но то же предчувствие подсказывало: обращаться к Полозу не следует. По крайней мере, нельзя это делать сразу, сейчас.
«Лунная дорога» (оказывается, старая неаполитанская мелодия без слов) отзвучала. Отзвучали и аплодисменты. Слушатели стали шумно расходиться с площадки. А из двери позади эстрады стали выскакивать под свет фонаря хористы. И бежали в автофургон.
«Неужели уедут?» — испугался я.
Но нет, вскоре мальчишки стали выпрыгивать обратно. Видимо, фургон служил костюмерной. Ребята оставляли там концертные наряды и выскакивали уже в обычной летней одежонке. Правда, на некоторых сверху были еще свитеры или короткие плащи-накидки. Видимо, юные таланты опасались вечерней зябкости, хотя, по-моему, ее вовсе не чувствовалось. Воздух был теплый, ласковый, пересыпанный трелями цикад.
Я обратил внимание, что кое-кому из мальчиков верхней одеждой служили мужские куртки со взрослого плеча. Вроде моей. Просторные, с подвернутыми рукавами, они балахонисто болтались на щуплых пацанах, укрывая их до колен. Из-под курток забавно торчали тонкие смуглые ноги, иногда босые. Моему непривычному взгляду подобный наряд казался довольно нелепым. Но, видимо, здесь была такая мода. Никто из взрослых не удивлялся, не обращал на мальчишек в больших куртках внимания.
Взрослые подходили к ребятам и уводили их с собой. Видимо, это были родители, сидевшие на концерте. Их, кстати, оказалось немного. Большинство маленьких артистов разбегалось без мам и пап — стайками и в одиночку.
Полоза и моего маленького двойника не было видно. И я даже был рад этому. А то выйдут — и что мне делать? Я понимал, что для начала следует завести разговор с кем-нибудь из ребят. Глянул, чтобы выбрать собеседника. И тут мне повезло. Прямо на меня выскочили двое, причем один — знакомый! С поцарапанным носом! Из тех, с кем я днем беседовал у школы.
Я стоял у кустов, загораживая тропинку. Мальчишки буквально влепились в мой обширный живот.
— Ой, извините…
— Ничего, — сказал я снисходительно. И сделал вид, что весело удивился: — О, да мы уже встречались нынче! Рад видеть вас опять, маэстро!
— Ага… Здрасьте… — «Маэстро» слегка смущенно шмыгнул поцарапанным носом.
Его приятель деликатно осведомился:
— Мы вас не очень стукнули?
— Не очень. Меня трудно своротить с места…
Они посмеялись. И смотрели открыто, без боязни и подозрения, вольные дети счастливого города, где нет никакой опасности для маленьких жителей. Большие тетратканевые куртки висели на их плечах, как рыцарские плащи.
— Я слушал ваш концерт, — сказал я. — Замечательно вы поете. Могу сказать со знанием дела, поскольку в детстве сам пел в мальчишечьем хоре. Правда, было это в незапамятные времена. И сейчас в это трудно поверить, глядя на мою монументальную фигуру…
