— Какой же? — спросила девушка.
— Очевидный: палеоантропов нельзя считать людьми — в нашем понимании этого слова. Это был особый вид разумных существ. Особое, иное «человечество»!
— Исчезнувшее человечество, — задумчиво произнесла Ева, — звучит романтично. И загадочно.
— Не знаю, как там насчет романтики, — хмыкнул профессор, — но все это позволило адвокатам нашего университета убедительно доказать, что в данном случае — с юридической точки зрения — не может идти речи о клонировании человека. Так-то!
— Почему же, если проект изначально легален, он до сих пор засекречен?
— Наш научно-исследовательский центр «Эдем» структурно входит в состав йелоустоунского Университета криптогенетики, но, в отличие от самого университета, «Эдем» курирует Министерство обороны, а проект «Адам» вообще полностью финансируется по линии МО. Оттого и секретность.
— Но почему? — удивилась ассистентка. — Чем военных так заинтересовал ископаемый палеоантроп? Они что, собираются поставить клонирование неандертальцев на поток и делать из них этих… «универсальных солдат» каких-нибудь?
— Не знаю и не желаю знать, — отрезал ученый. — И тебе, Ева, не советую копать в этом направлении. Зачем? Благодаря деньгам «оборонщиков» мы получили исключительный шанс — реализовать уникальнейший, невиданный доселе эксперимент. Мы вернули к жизни представителя исчезнувшей цивилизации. Только вдумайся: мы с тобой корректируем эволюцию; фигурально выражаясь, правим ошибки Творца!
— Спасибо за ваше «мы», — скромно потупилась Ева, — но мой вклад в проект пока ничтожен.
— Теперь ты тоже член команды, — похлопал ее по плечу Агинский.
— Поверьте, я это ценю.
— Ну, — резюмировал Виктор, решительно поднимаясь с кресла, — пожалуй, довольно на сегодня. Не будем перегружать нашего Адама. Между прочим, — заметил он, игриво взглянув на ассистентку, — какое знаковое совпадение: он Адам, а ты Ева. Не находишь? По-моему, это сулит плодотворное сотрудничество.
— Кавалер он, конечно, видный, — с готовностью поддержала шутку девушка. И добавила, окинув взглядом приземистую, но чрезвычайно широкую в плечах и оттого казавшуюся квадратной фигуру неандертальца: — Внушительный мужчина. Даже не верится, что ему всего двенадцать лет. Сколько в нем сейчас кило?
— Восемьдесят пять. Неандертальцы созревали очень рано, жизнь обязывала. И обрати внимание, какие мышцы — точно корабельные канаты! А стати-то каковы?
— Кстати, про стати, — хихикнула Ева, — вы не пробовали научить его носить одежду?
— А зачем? — пожал плечами Агинский. — В вольере тепло. Потом так удобнее производить наблюдения… Так! Обучающую программу я Адаму включил — пускай себе смотрит, может, что в мозгу и осядет, хотя бы, хе-хе, в затылочных полушариях. А нам можно по домам… У тебя какие планы на сегодняшний вечер?
Аск ощутил уход зворгов, но вида не подал; он знал, зворги — эти извечные враги венов — неусыпно наблюдают за ним, следят денно и нощно. Аск затылком, всей кожей чувствовал их холодные, внимательные взгляды. То, что они пока сохранили ему жизнь, ничего не значит. Или не значит ничего хорошего. Наверняка измышляют какую-нибудь жестокую пакость. Зворги всегда были мастера на подобные штуки. О! Он кое-что про них помнил. И с каждым днем все больше — память возвращалась к нему. Не только личная память Аска, но и память рода — та память, с которой каждый вен нарождался в этот суровый мир… Вот зворги, те не имели родовой памяти. Оттого-то им приходилось изворачиваться, всякий раз чего-нибудь изобретая, чтобы передать молодым опыт старших. Ведь их детеныши выскальзывали из материнских утроб совсем бессмысленными, точно речные голыши. У венов не так… их тяжелые головы с рождения хранили воспоминания длинной, теряющейся где-то в непроглядной тьме Колодца Времён вереницы поколений. Поэтому сородичам Аска ни к чему были все эти новшества, что постоянно придумывали шустрые как белки зворги. Зачем? Предки давно изобрели все, что нужно, — как добыть огонь из сухого дерева, как охотиться на зверя и птицу, как поступать с умершими родичами, — и этих знаний у венов было не отнять никому, ведь они с ними рождались… В этом, да и во многом ином, вены превосходили суетливых, беспамятных зворгов; вены были сильнее, вены были мудрее… Да, зворги чуть быстрее бегали и значительно ловчее лопотали на своем зворгчьем наречии… трещали без умолку, точно сороки! Слова так и сыпались из их ртов, как горох из созревших стручков. Ну и что толку? Зато они совсем не владели Властью — подчиняющей властью слова. Их речи были пусты, так же как головы их детенышей. Не потому ли (воспоминание медленно всплыло откуда-то с самого дна Колодца Времен) предков Аска совсем не встревожило, когда зворги впервые проникли в исконные земли венов, боязливыми тенями появившись со стороны Восходящего Солнца? И даже когда те стали множиться, точно головастики в весенних лужах… и даже когда число их кочевий сравнялось с числом стойбищ венов… а потом — превзошло… даже тогда предки ничего не сделали, дабы уничтожить или хотя бы изгнать обратно не в меру расплодившихся пришельцев. Конечно, если кто-нибудь из зворгов неосторожно оказывался на пути вена, расправа была короткой, а участь наглеца — неизбежной. Поначалу сородичи Аска расценивали пришельцев с Восхода только как доступную, хотя и не самую вкусную еду, этакое пищевое подспорье в Тощие Времена. Случалось — особенно в межсезонье, когда охота еще скудна, — зворгов съедали целыми кочевьями. Но — странное дело! — меньше тех не становилось…
Аск вспоминал и вспоминал, рассеянно глядя, как в одном из двух чудесных окон в стене его пещеры мельтешат, суетятся фигурки зворгов… Он знал — не раз уже проверял, — что фигурки там не настоящие, не живые. Всего лишь одно из хитрых ухищрений зворгов. Вроде тех летающих копий, которыми… которыми, что? Аск прикрыл утомленные глаза и стал вспоминать дальше.
…Никто из венов даже не заметил того момента, — когда пришельцев с Восхода расплодилось вокруг столько, что они сами отважились нападать на венов. И даже на их стойбища. Конечно, исподтишка, тайно, чаще — под покровом ночи. Ибо пуще Огня Небесного зворги боялись непонятной, цепенящей силы венского слова. Ведь стоило венскому вану взглянуть в глаза любому из зворгов и произнести Слова Власти, как тот мгновенно превращался в тупое нерассуждающее животное и покорно шел под разделочные камни венских женщин.
Время для венов текло незаметно: одни поколения уходили, погружаясь в сумрачные глубины Колодца, им на смену вырастали новые, мало чем отличные от прежних… И вот однажды кто-то наиболее сообразительный из зворгов догадался, что не все вены, а один только венский ван в полной мере владеет Словами Власти. С тех пор зворги стремились при любой возможности убивать их ванов — прежде всего ванов. А венское стойбище без ванна — что камышовая глухатка без головы: еще мечется, крыльями хлопает, но от охотника ей уже не улететь. Новому вану заветную Власть мог передать лишь ван старый; если же он погибал, не успев совершить Обряда, у осиротевших родовичей был только один путь к спасению — как можно скорее присоединиться к другому венскому роду… Но вены никогда не ставили стойбищ близко одно к другому — каждому роду нужны собственные охотничьи угодья; да и непотребных межродовых связей должно опасаться. И лишенное вана стойбище почти неизбежно становилось добычей жадных до венского мяса зворгов. Так вены и зворги поменялись местами…
