– А почему ты меня спрашиваешь?
– Потому что никто мне не говорит. – Голос ее дрожал. – Где он?
– Не знаю. – Я не узнал своего голоса. Она замолчала.
Трубка сделалась холодной, как ледяной столб. Затем в ледяной столб превратилось все вокруг меня. Совсем как в фантастике Дж.Г Балларда.
– Я в самом деле не знаю. Пропал куда-то и ничего не сказал.
На том конце провода послышался смех:
– У него бы на это ума не хватило. Он ведь только горланить горазд и ни на что другое не способен.
Насчет ума она была права. Метко подмечено.
Но говорить, где он находится, было нельзя. Узнает, что это я ей рассказал, – начнет названивать. А мне этот пустой треп ни к чему. В садике за домом я вырыл яму и все в ней похоронил. Выкопать обратно уже ничего не могу. Ни для кого.
– Извини… – проговорил я.
– Ты, наверное, меня терпеть не можешь? – вдруг спросила она.
Я не знал, что ответить. Она с самого начала меня совсем не впечатляла.
– Извини, – повторил я. – Я сейчас спагетти готовлю…
– Что-что?
– Спагетти готовлю.
Я налил в кастрюлю воображаемую воду, чиркнул воображаемой спичкой.
– И что?
Я аккуратно опустил в кипяток воображаемые спагетти, добавил воображаемой соли, поставил на пятнадцать минут воображаемый таймер.
– Не могу отойти от плиты. Боюсь, они к кастрюле пристанут.
Она молчала.
– Их без присмотра и на минуту не оставишь.
Трубка в моей руке опять заскользила к точке замерзания.
– Может, потом перезвонишь? – торопливо добавил я.
– Значит, у тебя сейчас самый ответственный момент?
– Да вроде того.
– Один есть будешь?
– Ага.
Она вздохнула:
– Но мне правда тяжело.
– Извини, что помочь не могу.
– А тут еще деньги…
– Хм-м…
– Я хочу, чтобы он их вернул.
– Извини.
– Значит, спагетти?
– Угу.
Она обессиленно рассмеялась:
– До свидания.
– Пока, – сказал я.
Разговор кончился, лужица света на полу сдвинулась на несколько сантиметров.
Я снова улегся прямо на нее и поднял глаза к потолку.
Грустно думать о пачке спагетти, которая кончилась, не исполнив своего предназначения – вариться вечно.
Сейчас я жалею, что ничего не сказал той девице. Может, и надо было. В конце концов, этот ее парень был так себе. Воображал себя художником, малевал дрянные абстрактные картинки. Никчемный пустомеля. И потом, вдруг она и правда хотела деньги обратно получить?
Что с ней теперь?
Может, ее поглотила тень от половины пятого?
Дурум семолина.
Золотистая мука, которую получают из зерна, растущего на равнинах Италии.
Итальянцы бы, возможно, сильно удивились, узнав, что муке, которую они экспортировали в 1971 году, было «одиноко».
Спустившись по узкой бетонной лестнице, я оказался в длинном прямом коридоре, который – наверное, из-за высокого потолка – напоминал пересохшую дренажную канаву. Висевшие на стенах лампы дневного света почернели от густо облепившей их пыли и светили каким-то неустойчиво-зыбким светом, будто проходившим сквозь мелкую сетку. Вдобавок каждая третья лампа не горела. Так что я едва мог разглядеть собственную ладонь. Стояла мертвая тишина. Единственный звук в полутемном коридоре издавали мои кроссовки, монотонно скрипевшие по бетону резиновыми подошвами.
Я прошагал метров двести-триста, а может, и целый километр. Тупо шел, ни о чем не думая. В этом коридоре не существовало ни расстояния, ни времени. Скоро пропало даже ощущение движения. Тем не менее я подвигался вперед и неожиданно уткнулся в стену. Здесь коридор раздваивался – направо и налево.
Т-образный перекресток?
Достав из кармана куртки смятую открытку, я еще раз прочитал, что на ней написано:
«Идите прямо по коридору. В конце будет дверь».
Я внимательно осмотрел стену, но ничего похожего на дверь не обнаружил. Ни следов, что она здесь была когда-то, ни намека, что может появиться на этом месте в будущем. Обыкновенная бетонная стена. Как построили, так и стоит. Ничего примечательного. Нет двери – ни метафизической, ни абстрактной, ни метафорической. Никакой.
Охо-хо.
Прислонившись к стене, я выкурил сигарету. Что же делать? Дальше идти? Или поворачивать обратно?
Хотя, если быть откровенным, колебался я недолго. По правде сказать, другого пути у меня не было – только вперед. Я был сыт по горло нуждой. Надоело все – ежемесячные выплаты по кредиту, алименты бывшей жене, тесная квартира, тараканы в ванной, давка в метро в час пик. И тут наконец такая замечательная работа подвернулась. Что надо, зарплата – выше крыши, премии два раза в год, большой отпуск летом. Отказаться от всего, когда остается одна дверь, один поворот…
Растерев подошвой окурок, я подбросил десятииеновую монетку, поймал ее на лету. Орел! Я свернул направо.
Впереди меня ждали еще два поворота направо, один – налево, десять ступенек вниз по лестнице и еще один правый поворот. Воздух холодил, как кофейное желе. Я шел и думал – о деньгах, об уютном офисе с кондиционером, о симпатичных девушках. Стоит только добраться до двери и все это может оказаться в моем распоряжении.
Наконец прямо по курсу показалась дверь. Издали она выглядела старой почтовой маркой, но с каждым моим шагом все больше становилась похожей на дверь. В конце концов ее уже ни с чем нельзя было спутать.
«Дверь…» Какое замечательное слово!
Я кашлянул, легонько постучал и отступил на шаг в ожидании ответа. Прошло пятнадцать секунд – никакой реакции. Я еще раз стукнул в дверь, на этот раз сильнее и снова сделал шаг назад. Ответа не было.
Воздух вокруг постепенно начал густеть.
Не на шутку встревоженный, я шагнул к двери, собираясь постучать в третий раз, и в этот момент она бесшумно отворилась. Это произошло так естественно, словно она поддалась порыву дунувшего откуда-то ветерка. Хотя, разумеется, дверь открылась не сама. Щелкнул выключатель, зажегся свет, и я увидел мужчину.
Парень лет двадцати пяти, чуть ниже меня ростом. С только что вымытой головы стекали капли, халат цвета каштанов накинут прямо на голое тело. Ноги у него были странные – белые-белые и тонкие, где-то двадцать второго размера[30]. На плоском, как тетрадь для чистописания, лице расплылась добродушная улыбка:
– Извини, я был в ванной.
– В ванной? – Я непроизвольно поднял руку и взглянул на часы.
– Такое правило. После обеда – обязательно в ванну.
– Да, конечно.
– Ты по какому делу?
