Биомасса, готовая лавиной навалиться на любого, на кого показали пальцем.
Выращенная в повиновении, в рабской одинаковости, в голоде и страхе толпа. Джон, возможно, и смирился бы с тем, что вынужден существовать среди нее, но ему не давала покоя застарелая обида: глупая толпа забрала себе все внимание бога.
Бог так внимателен к людям и так их любит, что по малейшему выражению их недовольства навсегда захлопнул двери церквей перед меха, анаробами и зарядными устройствами.
Бог захлопнул двери перед Джоном, хотя он, Джон, ничего плохого богу не сделал.
Потеря бога – ощутимая потеря для того, у кого нет абсолютно ничего, а у Джона ничего не было. Мать умерла давным-давно, и он отчего-то очень смутно помнил ее голос и очень отчетливо, до приступов панических атак, – ее указания.
Не было семьи и желания ее создать. Из рассказов матери было известно, что его отец – сволочь, испортившая мамочке жизнь, а сам он точь-в-точь папочка.
Сложно решиться на семейную жизнь, зная, что ты сволочь и испортишь чью-то жизнь. Может, кто-нибудь другой и смог бы, но Джон не мог. Крайне сдержанный и застенчивый с девушками, он проигрывал еще до того, как решался вступить в любовную игру. Его приятная внешность поначалу давала пару баллов форы, но они тут же исчезали, когда обнаруживалось, что Джон посвятил свою жизнь псевдомедицинским развлечениям, а в свободное время читает философские трактаты.
Однажды знакомая дамочка назвала его собачьей яйцерезкой и расхохоталась.
– Гениталии бездомных ничем не отличаются от человеческих гениталий, – сказал ей Джон, – а я по большей части оперирую именно бездомных, а не собак.
– Думаете, это интересная тема для разговора? – парировала дамочка.
– Не уверен, – ответил Джон. – То, что интересно мне, не может быть интересно вам. Но я не хочу разговаривать с вами о том, что вам интересно.
– Вот поэтому я и не собираюсь с вами больше разговаривать, – заключила дамочка, встала из-за столика и ушла, обмахиваясь кончиком пушистого боа.
Джон в одиночестве доел черепаховый суп из глубокой белой тарелки, подумал и заказал вишневое желе.
В детстве, когда тоска и неприкаянность достигали апогея, Джон просился в церковь, и мать отводила его туда, где хорошо отдыхалось в звучной тишине, легком колыхании огоньков и золотом сиянии икон.
Потом ему стало некуда идти, и мальчик с истерзанными плечами указал новый путь. Так Братство Цепей получило самого беспокойного и ненадежного своего адепта, а Джон снова обрел бога.
Это было так называемое Белое собрание, на котором отец-основатель Шикан Шитаан занимался прозелитизмом. Для этой цели люди собирались в уютном и чистеньком зале, где на входе не было микрочип-сканера, а это означало, что сюда был открыт путь даже бездомным.
Вместо сканера в коридоре высились странные Врата, медные, высокие и украшенные изображениями переплетенных змей, опустивших морды в раскрытые чашечки цветов.
Эта рамка поразила Джона – он видел нечто подобное в трактатах о Мертвых, но никогда не думал, что кому-то придет в голову воспроизвести стилистику изобретений давно ушедшего века.
Люди молча и тихо стекались в зал, где усаживались на пол или робко толпились у стен. Среди них были и подростки в вызывающе яркой одежде, но с раненым выражением на лицах, и женщины, серые и безжизненные, и пара человек в черных строгих масках, но в основном зал заполняли бездомные.
Одетые в фантастическое тряпье разнообразных расцветок и сплошь грязное, они с готовностью валились на пол и демонстрировали друг другу глубокие белые шрамы на ладонях, предплечьях и шеях. Многие выставляли напоказ совсем свежие раны, густо присыпанные пылью.
Остальная часть публики старалась их не замечать.
Срабатывало многолетнее отчуждение – люди отвыкли видеть бездомных рядом с собой, и некоторые, удивленно рассмотрев их, торопились уйти.
Джон нерешительно потоптался у Врат, но любопытство пересилило, и он шагнул сквозь них, ощутив странное сопротивление воздуха, невидимой тонкой тканью охватившее все его тело.
– Впитать тебя, – прогремели Врата, и все обернулись.
Джон остановился под прицелами множества взглядов. Десятки людей проходили через эту своеобразную рамку до него, но Врата не издали ни звука.
Отличившись, Джон приковал к себе все внимание.
– Рассаживайтесь, – раздался сухой скучающий голос, усиленный спрятанными где-то динамиками.
Люди отвлеклись, и Джон вздохнул свободнее. Секунды назад ему казалось, что произойдет страшное – его, меха, выгонят и отсюда, и здесь заклеймят сатанинским отродьем, и бога ему больше не видать…
Ничего не случилось. Никто его не выгнал, и потому Джон тихонько пробрался на свободное местечко и приготовился слушать.
На сцене, ничем не украшенной, где стоял лишь металлический стул, ходил туда-сюда высокий полуголый человек. На нем были лишь узкие черные джинсы и ботинки. Шнурок на одном из них развязался и волочился следом.
– Шикан, – пролепетала посвященная часть толпы, но Шикан ни на кого не обратил внимания.
Он по-прежнему ходил по сцене, изредка приглаживая широкой ладонью зачесанные назад синеватые волосы. Лицо его, с крупно вырезанными скулами и тяжелым подбородком, невольно привлекало взгляды: в нем было много звериного, но мало отталкивающего.
Такие лица, должно быть, высекались на первых каменных столбах, ставших идолами многих поколений.
Иногда Шикан взглядывал на паству, и тогда поблескивали его умные, внимательные голубые глаза.
Для бога он был слишком хорошо слеплен. Джон представлял себе бога другим – слегка обрюзгшим, с легким жирком, покрывшим некогда сильные мышцы.
Шикан выглядел так, будто провел всю жизнь в сражении со львами и медведями, хотя на самом деле попросту любил проводить время в спортзале.
Его обнаженный торс, покрытый густой сетью татуировок, шокировал неподготовленную публику, и Джон тоже смутился.
Открытое проявление сексуальности… нехорошо. Повеяло смертью.
Очередной внимательный взгляд Шикан остановил на Джоне и задержал его на долгие секунды.
– За что вас выгнали из церквей? – негромко спросил он тем же сухим шелестящим голосом.
Тишина. Джон смотрел в глаза бога и не думал, что имеет право ответить ему, а бог ждал ответа.
Не дождавшись, он усмехнулся и отошел в другой конец сцены.
– Вас выгнали из церкви, потому что вы там не нужны.
Джон, напряженно ожидавший ответа, тихонько перевел дыхание.
– Вы, с вашими требованиями, просьбами и несчастьями, там не нужны и никому не интересны.
Шикан снова остановился и уставился на Джона.
