Какой ужас! Рейч был его сыном, а до сих пор Селдону и в голову не приходило усомниться в том, насколько ему можно доверять!
Да, Селдон сомневался во многом — в том, насколько верно все задумал, в том, не вызовет ли задуманное преждевременного взрыва в ходе событий, в том, можно ли быть до конца уверенным, что Рейч справится с порученным делом, но насчет одного у него никаких сомнений не было: поведения Дорс, когда он расскажет ей о своих планах.
И она не разочаровала его, если можно так выразиться.
Нет, в каком-то смысле все-таки разочаровала, потому что она не стала кричать от ужаса — он ведь ожидал чего-нибудь именно в таком роде.
На самом деле зря ожидал. Она была совсем не такая, как обычные женщины, и по-настоящему злой он ее никогда не видел. Очень может быть, она и не умела по-настоящему злиться — по-настоящему, с точки зрения Селдона.
Нет, она просто посмотрела на него ледяными глазами и с горечью в голосе проговорила:
— Ты послал его в Даль? Одного?
Тихо так проговорила, вопросительно.
Из-за этого ее спокойствия Селдон поначалу опешил. Но взял себя в руки и твердо, решительно ответил:
— Я должен был это сделать. Это необходимо.
— Погоди, я хочу понять. Ты послал его в это логово воров, трущобы, кишащие убийцами, в эту клоаку преступности?
— Дорс! Не говори так со мной. Это выводит из себя! Такими словами говорят разве что мещане.
— Ты что, отрицаешь, что Даль именно таков?
— Конечно, отрицаю. Да, в Дале есть преступники и трущобы. Я это отлично знаю. Мы оба это отлично знаем. Но не весь Даль таков. Преступники и трущобы есть в каждом секторе, даже в Императорском, и в Стрилинге.
— Но существует такое понятие, как уровень преступности, если не ошибаюсь? Один не равен десяти. Даже если все секторы, все планеты погрязли в преступности, Даль все равно один из самых страшных, или нет? У тебя есть компьютер. Посмотри статистику.
— Не стоит. Даль — беднейший из секторов Трентора, а между нищетой, отчаянием и преступностью существует положительная связь. Тут я с тобой согласен.
— Ты со мной согласен! И ты отпустил его одного? Ты мог поехать с ним, мог попросить меня поехать с ним, отправить с ним, если на то пошло, десяток его сокурсников. Они бы с радостью сорвались с занятий, уверена.
— То, ради чего я его послал туда, требует, чтобы он был один.
— А ради чего ты его послал туда?
Селдон молчал, как в рот воды набрал.
— Вот, оказывается, до чего дошло? — нахмурилась Дорс. — Ты мне не доверяешь?
— Это опасно. Рисковать я намерен один. Я не могу подвергать опасности ни тебя, ни кого-либо другого.
— Ты не рискуешь! Рискует бедняга Рейч.
— Вовсе он не рискует, — мотнул головой Селдон. — Ему двадцать. Молодой, быстрый, крепкий, как дерево, и не такое, какие выращивают тут, на Тренторе, в тепличных условиях, а такое, какие растут в геликонских лесах. И потом, он силен в рукопашной схватке, а далийцы в этом ничего не смыслят.
— Уж мне эти твои рукопашные схватки! — огрызнулась Дорс. — Ты считаешь, что в этом решение всех проблем. Далийцы ходят с ножами. Все до одного. И с бластерами тоже, наверняка.
— Насчет бластеров не знаю. Закон крайне суров, когда дело доходит до бластеров. Что касается ножей, я уверен, у Рейча нож при себе. Он даже здесь, в кампусе, с ножом не расстается, а ведь это противозаконно. Неужели ты думаешь, он в Даль без ножа отправился?
Дорс промолчала.
Селдон тоже молчал несколько минут, затем решил, что все-таки нужно ввести жену в курс дела.
— Послушай, — сказал он, — я тебе могу сказать одно: я надеюсь, что он встретится с Джоранумом, который намеревается посетить Даль.
— О? И чего ты ждешь от Рейча? Что мальчик убедит Джоранума, что тот был в корне не прав, и сердце того наполнится искренним раскаянием о содеянном, и он уберется обратно в Микоген?
— Хватит. Если ты собираешься и дальше беседовать в таком духе, не имеет смысла продолжать разговор.
Селдон отвернулся от нее и взглянул в окно, за которым виднелось серо-голубое «небо».
— Жду я от него другого, — сказал он. — Жду, что он спасет Империю.
— О да. Это будет намного легче, — фыркнула Дорс.
— Я этого жду, — сердито буркнул Селдон. — У меня нет решения. У тебя тоже нет. Нет и у Демерзеля. Он так и сказал, что решение за мной. К этому я и стремлюсь, и поэтому мне нужно было, чтобы Рейч поехал в Даль. Дорс, ну ты же прекрасно знаешь, как он умеет очаровывать людей. С нами у него это вышло, так что можно надеяться, выйдет и с Джоранумом. Если я прав, все будет хорошо.
Дорс широко раскрыла глаза:
— И ты еще станешь утверждать, что ты опираешься на психоисторию?
— Нет. Не стану. Я не собираюсь тебя обманывать. Пока я еще не достиг таких результатов, чтобы мог руководствоваться психоисторией. Но Юго постоянно говорит об интуиции, а у меня она тоже есть.
— Интуиция? Что это такое? Дай определение!
— С легкостью. Интуиция — это свойственное человеческому разуму умение находить верный ответ в ситуации, когда у него недостает точной информации, а та, что есть, порой противоречива.
— И ты положился на это умение.
— Да, — решительно кивнул Селдон. — Положился.
Но про себя он подумал о том, чего не мог сказать Дорс: «Что если Рейч утратил свое природное обаяние? Что если — того хуже — в нем укрепилось сознание того, что он — далиец?»
Биллиботтон остался Биллиботтоном: грязным, вонючим, мерзким Биллиботтоном, гниющим и тем не менее полным жизни. Такого места нигде больше на Тренторе не найти, так думал Рейч. Может, где-то еще в Империи и сыскалось бы подобное местечко, однако Рейч о таких не слыхал.
Он не бывал здесь с тех самых пор, как Дорс и Селдон увезли его, то есть с двенадцати лет, но ему казалось, что тут все по-прежнему, даже люди те же самые: адская смесь цепных псов и мелких шавок, излучающих воспаленную гордость и злобный протест. Мужчины по-прежнему носили густейшие черные усы, а женщины ходили в мешковатых платьях, которые, на теперешний цивилизованный взгляд Рейча, казались еще более уродливыми.
И как только так одетым женщинам удавалось привлечь к себе внимание мужчин? На самом деле вопрос дурацкий. Ему было всего двенадцать, а он уже тогда знал, как легко и просто эти платья снимаются.
И вот он здесь, на родине. Погрузившись в воспоминания, он шел по Торговой улице, смотрел на витрины и пытался убедить себя в том, что отлично помнит каждое место, глядел на встречных и пытался угадать, нет ли среди них тех, с кем он был знаком восемь лет назад, — дружков детства. Увы, он помнил только клички, которыми они награждали друг друга. Настоящего имени ни одного из своих приятелей, хоть убей, он вспомнить не мог.
