Кей. Ну конечно, за тем!
Хейзел. Они там все прощаются, и я хотела скрыться от этого маленького уродца, которого привел Джеральд Торнтон.
Кей (торопливо). Мне надо им продекламировать мое стихотворение. (Убегает.)
Алан (медлит; после паузы). Хейзел!
Хейзел (с полным ртом). Мм?
Алан (с нарочитой небрежностью). Да, а что Джоан Хелфорд собирается теперь делать?
Хейзел. Так, попорхать немножко.
Алан. Я как будто слышал, она говорила, что собирается уезжать. Я уж думал, что она хочет покинуть Ньюлингхем.
Хейзел. Она просто отправляется гостить к тетке. Джоан всегда гостит у теток. Отчего это у нас не разбросаны по всей стране тетки?
Алан. У нас есть тетя Эдит.
Хейзел. И докторский дом в Уолверхемптоне! Кошмар! (Быстро меняет тон на поддразнивающий.) Желательно тебе что-нибудь еще узнать насчет Джоан?
Алан (сконфуженный). Нет… нет… Я только так думал… (Поворачивается, чтобы уйти, и почти сталкивается с Эрнестом, который одет в очень потрепанный макинтош и держит в руках шляпу-котелок.)
Как только Хейзел видит, кто вошел, она отворачивается и снова принимается за свой торт. Алан останавливается, то же делает и Эрнест.
Алан. Вы уже уходите?
Эрнест (себе на уме). Да, ухожу сейчас! (Явно ждет, чтобы Алан оставил его наедине с Хейзел.)
Алан (в некотором смущении). Ах да… (Делает движение, чтобы уйти.)
Хейзел (громко и четко). Алан, ты уходишь? (Смотрит на него, совершенно игнорируя Эрнеста, который ждет ухода Алана; он не столь хладнокровен, каким кажется внешне, шляпа в его руке слегка подрагивает.)
Алан (испытывая неудобство). Да… знаешь… надо попрощаться и помочь одеться и… (Уходит.)
Хейзел занимается тортом, затем, не улыбаясь, бросает взгляд на Эрнеста.
Эрнест. Я только заглянул попрощаться, мисс Конвей.
Хейзел (с отсутствующим видом). Ах да… конечно… Ну…
Эрнест (прерывает ее). Для меня было большим удовольствием побывать у вас и познакомиться со всем вашим семейством. (Выжидает.)
Хейзел (вынуждена заговорить; безразлично). Ах вот как…
Эрнест (снова прерывает ее). А в особенности — с вами. Я, знаете, еще новичок в городе. Живу здесь только около трех месяцев. Я вступил в долю на бумажной фабрике Экерсли, что в Уэст-Ньюлингхеме. Вы знаете ее?
Хейзел (без всякого поощрения). Нет.
Эрнест. Я думал, вы, может быть, ее заметили. Она там стоит не первый день. В сущности, она сильно нуждается в перестройке. Там-то вот я и нахожусь. И я не пробыл тут еще и недели, как обратил на вас внимание, мисс Конвей.
Хейзел (которая знает об этом лучше других). В самом деле?
Эрнест. Да. И с тех пор я наблюдал за вами. Вы, надо полагать, заметили меня?
Хейзел (высокомерно). Нет, не могу этого сказать.
Эрнест. О, вы должны были заметить. Признайтесь, что это так!
Хейзел (естественность берет в ней верх). Ну, если вам непременно нужно знать, — я вас заметила…
Эрнест (польщенный). Я так и думал.
Хейзел (быстро и с негодованием). Потому что находила, что вы поступаете очень глупо и дерзко. Если вы хотите ставить себя в глупое положение — ваше дело, но вы не имеете никакого права ставить и меня также…
Эрнест (уничтоженный). О, а я и не знал… что дело обстояло так скверно…
Хейзел (чувствуя свое превосходство). Да, именно так!
Он пристально глядит на нее и делает шаг в ее направлении. Она сначала не смотрит на него, но затем вынуждена ответить на его пристальный взгляд. В этом взгляде есть что-то проникающее в самую глубь ее слабохарактерной натуры.
Эрнест (снова ободрившись). Простите меня! Хотя я не вижу, чтобы кто-нибудь от этого особенно пострадал. В конце концов мы только один раз живем, так давайте же, говорю я, использовать нашу жизнь! А вы, по моему мнению, — самая красивая девушка в этом городе, мисс Хейзел Конвей. Я говорил вам это — мысленно — в течение последних двух месяцев. Но сказать вам откровенно, я знал, что пройдет не много времени, как я познакомлюсь с вами. (Глядит на нее в упор.)
Он ей не нравится, но она совершенно беспомощна перед этой лобовой атакой.
Эрнест (медленно кивает головой). Вы, надо полагать, думаете, что я парень нестоящий. Но во мне есть больше, чем можно увидеть глазом. Кое-кто уже убедился в этом, а еще больше убедятся в самом недалеком будущем, здесь, в Ньюлингхеме. Вы увидите! (Меняет тон, так как в чисто светских вопросах чувствует себя неуверенно; почти смиренно.) Хорошо это будет… если я… ну, вроде как… в гости к вам приду… как-нибудь на днях?
Хейзел (снова обретая свое превосходство). Об этом лучше спросите маму!
Эрнест (шутливо). Ага, как говорится: «Спросите маменьку», да?
Хейзел (смущенная и встревоженная). Нет… я вовсе не так хотела сказать. Я хотела сказать, что это мамин дом…
Эрнест. Да, но вы ведь достаточно взрослая, чтобы иметь своих собственных друзей. Не правда ли?
Хейзел. Я не очень-то легко вступаю в дружбу.
Эрнест (с поразительной бестактностью). Разве? А я слышал — легко.
Хейзел (надменно, сердито). Уж не хотите ли вы сказать, что толковали обо мне с посторонними?
Эрнест. Да. Почему нет?
Они в упор глядят друг на друга, Эрнест — с умышленной холодностью, Хейзел — стараясь казаться высокомерной, — когда в комнату входят Мэдж и Робин, занятые разговором.
Робин (он сейчас очень авантажен). Ну да, черт возьми! Вот была потеха! Мы, разумеется, были без формы. Я — за кочегара. Работа тяжелая, но зато здорово.
Мэдж (горячо). Ничего здорового! Вам надо было бы постыдиться!
Робин (удивленный). Почему?
Мэдж. Потому что помогать срывать забастовку и быть штрейкбрехером вовсе не потеха и не здорово. Железнодорожники стремились во что бы то ни стало улучшить свое положение. Они устроили стачку не ради забавы. Для них и для их жен и детей это было чрезвычайно серьезное дело. А люди вроде тебя, Робин, думают, что это очень забавно — выполнять их работу и сделать забастовку бесполезной. Я нахожу просто позорным то, как средние классы ополчаются против пролетариата.
Робин (несколько сбитый с толку). Но ведь надо же было, чтобы ходили поезда!
Мэдж. Зачем? Если бы людям пришлось обходиться совсем без поездов, они, может быть, поняли бы, что железнодорожники чем-то недовольны.
Эрнест (сардонически). Может быть. Но мне вот думается, что они больше всего были бы заняты собственным недовольством — из-за отсутствия поездов. И достаточно будет еще нескольких железнодорожных стачек — и половина грузов будет для них потеряна навсегда, перейдет на автотранспорт. Что тогда будут делать ваши премудрые железнодорожники?
Пауза. Мэдж, конечно, слушает, но не вполне признавая за ним право вмешаться в разговор.
