Пол Андерсон - Восставшие миры. Зима мира. Сломанный меч [Авт. сборник]

— Скафлок должен умереть? — Фреда схватила его за ноги. — И он тоже? О нет, нет!

— А зачем ему жить дальше? — холодно спросил Один.

— Если бы ты отправилась в Альвгейт, куда он стремится, и сложила то, что разбилось в тот день возле кургана Орма, он с радостью отложил бы заколдованный меч и остался бы в живых. А теперь он погибнет — Тирфинг убьет его.

И Дикий Охотник ушел. Заиграл его рог, псы залаяли и завыли, копыта простучали и стихли вдали. Единственными звуками остались свист ветра, рев моря и плач Фреды.

Вальгард стоял на самой высокой башне Альвгейта и наблюдал за сбором войск противника. Он стоял неподвижно, как скала, со скрещенными на груди руками и застывшим лицом, на котором жили только глаза. Рядом с ним стояли другие вожди гарнизона троллей и рассеянной армии, укрывшейся в последней и самой мощной из захваченных крепостей. Были они усталы и угнетены, многие ослабели от ран, и все со страхом смотрели на войско Эльфхейма.

Справа от Вальгарда стояла Лея, сверкая в лунном свете, вливавшемся сквозь незастекленные окна. Холодный ветер развевал ее одежду и волосы, на губах альвини играла легкая улыбка, а глаза таинственно блестели.

За стенами Альвгейта, на белых от инея и лунного сияния холмах расположилась армия альвов. Бряцали мечи, звенели кольчуги, играли горны, кони звучно били копытами по замерзшей земле. Щиты отражали снопы лунного света, а наконечники копий и лезвия топоров сверкали под звездами. Альвы устраивали лагерь. Кольцо палаток и костров окружало замок. Тут и там наблюдатели замечали смутные фигуры воинов.

Среди холмов громко простучали колеса, и показалась боевая колесница, сверкающая почти так же ярко, как солнце. Огоньки пробегали по косам на ее ступицах. Колесницу тянули четыре крупные белые лошади, потряхивающие головами и фыркающие, словно ветер в ущелье во время бури. Вооруженный копьем воин, стоящий рядом с возницей, возвышался над остальными воинами. Ветер развевал его темные кудри, окаймлявшие величественное, но угрюмое лицо. Глаза его горели внутренним светом.

Какой-то тролль неуверенно произнес:

— Это Луг Длиннорукий. Он водил против нас Туата Де Данаан и косил нас, как траву. Шотландские вороны покрыли землю, как черный плащ, слишком сытые, чтобы летать. Не спаслось даже сотни наших.

Вальгард по прежнему молчал.

Одетый в серебристую кольчугу и красный плащ Огненное Копье объезжал стены замка. Его красивое лицо выражало насмешку, но жестокую. Он поднял вверх пику, словно хотел пронзить ею звезды.

— Он командовал изгнанниками, — буркнул другой тролль. — Их стрелы летели отовсюду. Они нападали на нас ночью, оставляя трупы и пепелища.

Вальгард не шелохнулся.

В бухте Альвгейта корабли троллей еще тлели или лежали разбитые на берегу. Длинные корабли альвов стояли на якорях, посверкивая щитами и оружием.

— Этими драккарами, которые отнял у нас Мананаан Мак Лир, командует Флам с Оркнейских островов, — хрипло заметил какой-то воин. — На морях уже нет наших кораблей, только один прорвался, чтобы сообщить, что альвы грабят и жгут берега Троллхейма.

Вальгард стоял, словно высеченный из темного камня.

На берегу моря альвы начали ставить палатку больших размеров, чем все остальные. К ней подъехал какой-то воин на чудовищно большом черном коне и вонзил в землю свой стяг-копье, с острия которого скалила зубы голова Иллреде. Мертвые глаза смотрели прямо на укрывшихся в башне соплеменников.

Какой-то тролль произнес срывающимся голосом;

— Это их предводитель, Скафлок, прозванный Смертным. Никто не может устоять против него. Он гнал нас на север как стадо овец, убивая без жалости. Меч, которым он владеет, рубит камень и металл, словно это тонкая ткань. Непонятно, человек ли он, адский ли демон.

Вальгард вздохнул.

— Я знаю его, — тихо произнес он. — И хочу убить.

— Ты не сможешь, господин. Его оружие…

— Молчать! — Вальгард повернулся, ожег троллей взглядом и начал ругаться: — Глупцы, трусы, мерзавцы! Пусть каждый, кто боится сражаться, выйдет к этому мяснику! Это не спасет вас, но вы хоть умрете быстро.

Что касается меня, я собираюсь разгромить его здесь, в Альвгейте.

Он заговорил голосом, громыхающим, как боевая колесница:

— Это последний оплот троллей в Британии. Мы понятия не имеем, как пали остальные, наши отступающие солдаты видели лишь развевающиеся над ними знамена альвов. Но все мы знаем, что в этом замке, никогда не бравшемся штурмом, собралось больше солдат, чем у наших врагов. Он защищен от колдовства и прямого штурма, мы можем потерять его только из-за своей трусости. — Он поднял большой топор, с которым никогда не расставался, и продолжал: — Сегодня ночью они разобьют лагерь и не сделают ничего больше. Скоро рассвет, и только на следующую ночь смогут они начать осаду и, вероятно, пойдут на штурм. Если они будут штурмовать Альвгейт, мы отбросим их от стен и сделаем вылазку. Если же нет, атакуем их сами, имея за спиной крепость, в которую сможем отступить, если дела пойдут плохо. — Вальгард оскалил зубы в улыбке: — Но, думаю, мы их победим. Нас больше, и любой сильнее противника в рукопашной схватке. Мы со Скафлоком найдем друг друга в битве, потому что не выносим один другого. Тогда я убью его и добуду победный меч.

Он умолк, а какой-то вельможа из Шотландии спросил:

— А как быть с сидами?

— Они тоже не всемогущи, — огрызнулся Вальгард, — Когда мы накосим столько альвов, чтобы доказать всем и каждому, что их дело проиграно, сиды сами запросят мира. Тогда Англия станет провинцией Троллхейма, защищающей родину от атаки, а мы будем собирать силы, чтобы снова выступить против короля альвов.

Он взглянул с башни в мертвые глаза Иллреде.

— А я, — закончил Вальгард, — сяду на твой трон. Хотя зачем? Зачем все это?

Спустя какое-то время после того, как стих жуткий ночной шум, один из дружинников набрался смелости, покинул ложе, зажег светильник от тлеющих углей очага и пошел взглянуть, что творится во дворе Торкела, сына Эрленда. Он нашел открытой дверь в комнату Фреды, дочери Орма, ее саму, лежащую на пороге без сознания, и всю в крови. Ребенок исчез. Воин занес девушку внутрь. Фреда бредила в лихорадке, выкрикивая такие вещи, что вызванный к ней священник только покачал головой и перекрестился. Никто не находил смысла в ее словах. В следующие дни она дважды пыталась убежать, но каждый раз кто-нибудь замечал ее и приводил обратно. У женщины не хватало сил сопротивляться.

Но пришла, наконец, такая ночь, когда Фреда проснулась отдохнувшей — а может, это ей показалось — и лежала какое-то время, строя планы. Потом она сползла с кровати, стискивая зубы, чтобы не стучали от холода, и нашла сундук, в котором лежала ее одежда. Она надела шерстяное платье и длинный плащ с капюшоном. Потом взяла в руки ботинки и в чулках пошла на кухню, чтобы взять на дорогу хлеба и сыра.