— Коней-то наших не видать… Где они там?
Первый поднялся, взял винтовку и пошел вдоль стены.
Завернув за башню, он увидел мальчишку, скачущего вдоль берега реки. Он вскинул винтовку и выстрелил в ту сторону, куда ускакал Кешка.
— Семен, Семен!.. Мальчишка коня угнал!
…В ту же ночь Тараканов, оборванный и усталый, добрался наконец до деревни Большие Котлы и разыскал там Егора.
Тараканов сидел в деревенской избе за столом и жадно ел борщ из большой глиняной миски.
— Что же теперь будет… что же будет?.. — жалобно причитал Егор. — И надо же… такая напасть…
— Не ной! — огрызнулся Тараканов. — Запрягай телегу. Сейчас поедем.
— В ночь? Куда ехать-то, Илья Спиридонович?
— И ружье прихвати. Егор перекрестился.
— Что вы задумали, Илья Спиридонович? — заныл Егор.
— Умолкни, ирод! Иди запрягай телегу.
Тараканов выбрался из-за стола и, подойдя к иконе, размашисто перекрестился.
На лесах в церкви Макар и Маркиз, покуривая, наблюдали за тем, как Данило заканчивал роспись, изображавшую Георгия Победоносца на ярко-красном коне. Утреннее солнце стояло еще низко, и его лучи, прорываясь в узкие окна, освещали купол, оставляя в полутьме весь собор.
Заскрипела дверь, и яркий свет прорезал дорожку на каменных плитах пола.
— Выходи! — раздался голос в дверях, и в собор вошли бородачи.
Данило перекрестил Макара и Маркиза, и они медленно стали спускаться с лесов.
— Поживей шевелись, Лагутин ждать не любит, — добродушно сказал один из бородачей.
Когда Макара и Маркиза увели из церкви, Данило услышал далекий свист, а затем звук камня, ударившего по крыше. Он положил кисть и палитру и, быстро спустившись с лесов, направился к двери.
Лагутин в черной косоворотке сидел в высоком вольтеровском кресле невдалеке от монастырской стены, окруженный своими приспешниками. А у стены на ящиках, в которых хранилась коллекция Тихвинского, стояли фарфоровые статуэтки и мраморные античные скульптуры. Тут же в беспорядке валялись свернутые в рулоны полотна. Лагутинцы гоготали, разглядывая статуэтки, изображающие муз.
Толпа вокруг Лагутина притихла и расступилась, пропуская бородачей, ведущих арестованных. Руки Макара и Маркиза были связаны. Их подвели к Лагутину. Лагутин исподлобья взглянул на них и спросил:
— Помолились?
Ответа не последовало.
— Безбожники, — сплюнул стоявший рядом с Лагутиным старик.
— Мои люди говорят, — как всегда, тихо сказал Лагутин, обращаясь к Маркизу, — что видели вас в цирке. И будто вы в костюме Вильгельма Телля демонстрировали феноменальную меткость.
— Точно… Он самый и есть… Вильгельма… — зашумели лагутинцы.
К воротам монастыря подошел Данило, держа за руку Кешку, переодетого монашком.
— Откуда малой-то? — спросил часовой, преграждая им путь.
— Слепой, что ли, вместе с ним и выходили, — сказал Данило. — Помощник мой, краски растирает, кисти моет.
— Вас не разберешь, — сплюнул часовой. — Ходи живей!
Лагутин вытащил из кобуры свой наган и прицелился в Маркиза. Маркиз поднял голову. Лагутин усмехнулся и опустил наган.
— Я предлагаю вам небольшую забаву. — Он протянул Маркизу свой наган. — Здесь в барабане шесть пуль. Если вы шестью выстрелами снесете головы этим шести Терпсихорам, я снова занесу вас в списки живущих на этом свете и отпущу на все четыре стороны.
Толпа восторженно ахнула.
Кешка пробирался через толпу лагутинцев, прислушиваясь к словам атамана. Он оказался впереди в тот момент, когда Маркиз, усмехнувшись, сказал Лагутину:
— Я в женщин не стреляю. — И вдруг лицо его стало жестким. — Вы, кажется, образованный человек. Как же вы додумались до этого? Уничтожаете сокровища искусства… Это варварство!
— Варварство… — будто взвешивая это слово, тихо повторил Лагутин. — Называйте это как угодно, милостивый государь. Но я знаю простого человека. — Он показал на коллекцию: — Это все — принадлежности дворцов и салонов. Игрушки богатых бездельников. Простому человеку этого не надобно. Скажите, братья, — так же тихо обратился он к окружающим его бандитам, — нужна вам вся эта парфюмерия?
— Нет! Не нужна! — закричали лагутинцы.
— Нужны вам эти раскрашенные фарфоровые барышни? Или вам нужны краснощекие, здоровые, работящие, живые?
— Живые! — выдохнула толпа.
Кешка испуганно смотрел на происходящее. Он встретился взглядом с Макаром. Макар чуть заметно улыбнулся. А Лагутин снова протянул наган Маркизу:
— Выбирайте, уважаемый. Или вы стреляете, или я. Ну-с? Выбирайте. Я, может быть, стреляю хуже вас, но уверен в том, что даже одной из этих шести пуль хватит, чтобы отправить вас на тот свет.
Кешка зажал рот кулаком и не отрываясь смотрел на Маркиза, стараясь поймать его взгляд. Маркиз заметил его, широко улыбнулся Кешке и громко сказал:
— Хорошо. Я согласен.
— Гад! — прошептал Макар. — Продажная шкура!
Маркизу развязали руки и дали наган.
Телохранители Лагутина навели свои обрезы на Маркиза.
Маркиз взял наган в левую руку и тщательно прицелился в одну из фарфоровых фигурок. Он стоял спиной к Лагутину и долго целился.
Толпа притихла.
Лагутин внимательно наблюдал за Маркизом.
Маркиз опустил пистолет и, обернувшись к толпе, громко, как шпрехшталмейстер, объявил:
— Смертельный номер. Администрация просит людей со слабыми нервами покинуть цирк.
Толпа загоготала.
А Маркиз снова повернулся спиной к Лагутину, прицелился в статуэтку, но внезапно вскинул руку с наганом и через плечо, не глядя, выстрелил в Лагутина.
Лагутин схватился за грудь.
В то же мгновение раздались выстрелы телохранителей, стрелявших в Маркиза.
Маркиз упал на землю.
Кешка бросился к нему:
— Дяденька Маркиз, дяденька Маркиз!..
Толпа смешалась, окружив убитого Лагутина. Кешка встал на колени возле Маркиза.
— Вы живой, живой! — плача, повторял Кешка. — Они вас не убили…
— Убили, отец Иннокентий. А ты — живи… Живи, как человек…
Несколько лагутинцев подняли тело убитого атамана и понесли его, как вдруг в воротах появился всадник на взмыленном коне.
— Струнников идет! Струнников!
И тут всадник увидел мертвого Лагутина. Он резко осадил коня и снял шапку.
Монастырский двор притих. Все обнажили головы.
И в наступившей тишине раздался истерический крик:
— Братва, здесь нас всех перебьют!
Весь двор снова пришел в движение. Лагутинцы седлали лошадей, запрягали телеги, расхватывали оружие. И вот уже через ворота летели всадники, повозки, бежали пешие…
