Все, конечно, возмутились! Сверхмученик гневно заявил:
— Это безобразие! Мы уже уплатили!
Но пират-моторист сказал, что те деньги — в общий котел, а эти — лично ему. На текущий ремонт. Он пустил кепку по кругу, и каждый из пассажиров внес требуемую сумму. Только Близнецы ничего уже не могли дать. А за Малютку опять уплатил я, и в ее лучистых глазах блеснули слезы благодарности.
Ссыпав в карман пожертвования, Леша-Трезвяк завел мотор, и вскоре мы очутились на середине Невы.
И вдруг Счастливец, сидевший ближе к корме, заявил:
— Лодка течет! Мои новые ботинки промокли!
Когда выяснилось, что у всех ноги уже в воде и вода все прибывает, Леша добросовестно объяснил, что в носовой обшивке поломана одна рейка, а лодка перегружена, потому и течет.
— Пора принять срочные пожарные меры против утопления! — вдумчивым басом заявил Сверхмученик. — Нужно облегчить лодку!.. Гражданин, придется вам повыкидывать за борт вещички, — закончил он, обращаясь персонально к Счастливцу.
Но тому не хотелось расставаться с имуществом.
— В кои веки пофартило, а теперь, выходит, я должен свое счастье в воду кидать! Уж лучше я сам за борт сигану, только б вещи были живы!
Однако, чтобы успокоить общественное мнение, он выкинул за борт портрет Игнация Лойолы, и тот в своей позолоченной раме поплыл вниз по Неве к новым свершениям.
— Мало! Мало! — послышались голоса страдальцев. — Картинками не отделаешься!
Тогда Счастливец, с отчаянием на лице, схватил штырь громоотвода и метнул за борт. Но он не рассчитал движения: острая железина, перед тем как упасть в воду, ткнулась в бензобак и пробила его. Запахло бензином. Мотор фыркнул два раза и заглох. В наступившей тишине послышался заинтересованный голос Старушки:
— Боже, ответь, что с нами будет?!
Но бог молчал. Лодку кормой вперед несло по стрежню реки. С поворота стал виден Охтинский мост. Нам угрожало две опасности: или моторка затонет сама, или ее снесет на быки моста и она перевернется.
Тут у Бубниста вдруг наступил краткий безболевой проблеск, и он звонко запел, ударяя бубном по головам соседей:
Нужны, нужны мне денежки
Повсюду и везде,
Мне требуются денежки
На суше и в воде!
Но никто не примкнул к его порыву. У всех возникла мыслишка, что если мы очутимся в воде, то в дальнейшем денежки нам уже не потребуются.
Меж тем Леша-Трезвяк, убедившись в полной неработоспособности мотора, встал на корме во весь рост, повернувшись к нам и скрестив руки на груди, как это любил делать ныне покойный император Наполеон.
— Правильно, значит, в песне поется: «Лю гибнут за ме!» — печально сказал пират.
— Скажите, неужели нет шансов на спасенье? — спросил Лешу Новобрачный, и все замерли в ожидании ответа.
— Возможен оверкиль, — ответил Леша загадочным голосом.
Мученики, услышав этот непонятный для широких сухопутных масс морской термин, заметно приободрились. На симпатичном лице Малютки блеснул светлый луч надежды. Но у меня в яхт-клубе был хороший приятель, и через него я теоретически знал, что означает это слово. «Оверкиль» — это когда судно перевертывается килем вверх. Однако в данных условиях я не счел нужным делиться с окружающими своими морскими познаниями.
Зная, что жить мне осталось считанные минуты, я решил подарить эти минуты человечеству, то есть использовать их для поэтического творчества. Вынув из кармана блокнот и карандаш, я стал набрасывать строки своей лебединой песни. Озаглавил я ее так: «Колыбельная аварийная». Не буду приводить ее здесь, ибо если Вы, уважаемый Читатель, человек культурный, то Вы, конечно, знаете ее наизусть, как и другие мои произведения.
…Когда до моста оставалось метров пятьдесят, Нездешний вдруг проявил активность. Этот скромный конский сторож быстро пробрался на корму и, вежливо отстранив Лешу-Трезвяка, склонился над мотором. Затем он вынул из кармана нечто вроде портсигара. Я подумал, что человек захотел покурить перед смертью. Но когда он раскрыл эту металлическую коробочку, никаких папирос в ней не оказалось. Там был какой-то очень сложный механизм, а на внутренней стороне крышки виднелось зеркальце. Нездешний направил зеркальце на небо и произнес несколько слов на непонятном языке.
С неба послышался негромкий приятный голос. Руки Нездешнего начали светиться розоватым огнем.
— Господь! Ты явился к нам! — воскликнула Старушка.
— Гражданочка, вы ошибаетесь, — тактично сказал конский сторож. — Я никакой не Господь, я просто скромный гость с Аллиолары, седьмой планеты в Загалактическом созвездии Амплитуда.
С запада подул сильный, но нерезкий ветер и начал нас отжимать от моста. Нездешний неторопливо провел светящейся ладонью по поверхности бензобака — и металл на пробитом месте сразу сплавился и сросся, будто там и не было никакой пробоины. Затем он отвинтил пробку бака, сложил ладони лодочкой и стал черпать воду из лодки и вливать ее в бак.
— Можете запускать мотор! — скомандовал он Леше-Трезвяку.
«Надежда» рванулась вперед.
— Итак, мы спасены! — подытожил Сверхмученик. — Спасибо вам, товарищ пришелец! Скажите, как вас зовут?
— Мой земной псевдоним — Афанасий Петрович, — ответил Нездешний и возложил руки на воду, скопившуюся в лодке. В лодке стало сухо. Ладони нашего спасителя перестали светиться, он сел на свое место и схватился за щеку.
После пережитого волнения зубная боль завладела всеми с новой силой. Воцарилось молчание, прерываемое охами и стонами. Бодр был только Леша-Трезвяк. В нем происходила бурная переоценка ценностей. Вынув из кармана деньги, собранные с нас, он всыпал их в кепку цвета восходящего солнца и пустил ее по кругу, чтобы каждый взял свои монеты обратно.
Тут я спросил у Нездешнего, почему это он, обладая такой властью над стихиями, в то же время мается зубами и ищет помощи у земных врачей.
— Направляясь на землю, я дал на Аллиоларе подписку ничем не отличаться от землян, — ответил Афанасий Петрович. — Правда, только что я вынужден был для вашего и своего спасения прибегнуть к неземной технике, но предварительно я связался с Аллиоларой и испросил на это разрешение. Оно было дано, ибо там выяснили, что спасение данной группы людей не внесет существенных перемен в историю Земли.
Я хотел сказать ему, что он ошибается: ведь из того факта, что я спасен, вытекал тот исторический факт, что я еще одарю Землю своим творчеством. Но застенчивость помешала мне высказать это вслух.
— Еще вопросы имеются? — молвил Афанасий Петрович.
