– Ты не сможешь пошевелиться, родная… Какое-то время. Оказалось так просто тебя обмануть. Газ, парализующий тело и волю, не имеет запаха. Человек, который закачал его в комнату, не знал, для кого он предназначен. А моему помощнику невдомек, что воздух в комнате отравлен. Была опасность, что ты успеешь прочесть меня, но вербальный процесс маскирует потаенные мысли. Ты понимаешь, о чем я? Пока болтаешь на одну тему, другие твои чаянья – скрыты от мыслечитчика.
В глазах Полины стояли слезы:
– Ты должен остановиться, Бруно…
– Или ты остановишь меня. Ты всегда была совестливой. Но ты все поняла неправильно. Я спасаю страну от гибели.
Бруно расстегнул рукав Полины, под ним к ее нежной и сильной руке кожаными ремешками была притянута короткая черная трубка. УСПСН-2. Устройство стреляющее, портативное, скрытого ношения, двухзарядное. Достаточно определенным образом повернуть кисть руки, как произойдет выстрел.
– Ты не согласна с революционной политикой ОСС. Ты прилетела из Вагнока, чтобы меня убить… – печально сказал Бруно. – Счастье – принять смерть от твоей руки, но… рано. Еще рано.
Он задумался.
– Тебя же никто и ничто не удержит. Ни замки, ни люди. Уже есть страшный пример, когда промедление нас чуть не сгубило.
Он отстегнул от запястья Полины ее миниатюрное оружие, осмотрел.
– Ага, надавить вот здесь. Я мог бы многое тебе рассказать, если бы не твое предубеждение. Кто такие Нина и Астер. Кто…
«Закрыться! Не пускать его!» Стоит Полине впустить в себя поток сознания Бруно, как она пропала. Все пропало. Он слишком сильная личность – Полина превратится одновременно и в игрушку, и в супероружие в его руках. «А разве не так было все это время?»
– Я о многом передумал за последние дни. Ты долго и безуспешно искала себя. Но, скажу по секрету, места в Мире для тебя нет. Мы когда-нибудь встретимся, любимая. Но уже не здесь. Скоро Новый год, позволь в последний раз поздравить тебя, – сказал Бруно.
И выстрелил Полине в сердце.
Транспортные самолеты, спешно перебрасываемые с запада Эгваль, садились на отдаленные от Суора аэродромы, потому что все другие уже разбила авиация «Арни» и «Габриэля». Отборные части были сняты с Тирского фронта, и Протекторат Тир быстро возвращал себе утраченные территории. Черт пока с ним. Зато восточная группировка наращивала силы и грозила одним махом поглотить провинцию Суор.
За день до назначенного наступления, над изготовившими к броску войсками взорвалась сверхбомба.
Губернатор провинции Суор читал перед Законодательным собранием текст по бумажке, и оттого речь его звучала красиво и складно:
– Мы, народ Суора, пользуясь своим суверенным правом, действуя во имя будущих поколений, принимаем эту Декларацию Независимости…
11. ДЕНЬ СВЕТЕЛ МИНУВШИЙ
Качка, свет, темнота…. Свет. То же хмурое небо. Зелень луга. Сильно пахнет прелой травой. Земля?! Нина увидела себя висящей в воздухе в полуметре над свежескошенным лугом. Правую ногу чем-то больно зажало. Кто-то потормошил Нину.
– Отпустите руки!
Непохоже, что она в аду среди чертей. Пощечина. Еще. Еще раз. В голове прояснилось. Вот это да! Ребристый цилиндр – груз на конце гайдропа, раскрыт, как перевернутый зонтик и Нина сидит в корзинке из тонких железных стержней, нелепо задрав ноги и вцепившись мертвой хваткой в туго натянувшуюся цепь.
– Можно, я еще немного подержусь?.. – произнесла непослушными губами.
Маленького росточка человек разжал ее онемевшие пальцы чем-то вроде фомки, и схватил Нину в охапку.
– Майна, майна… – сказал высоким тенором.
Кабина медленно опустилась, человек бросил Нину в открытый люк и прыгнул следом. В глазах двоится или это его брат-близнец? Нине захотелось спросить: «В самом ли деле вас двое?», – а в глазах замельтешили огненные круги, слились в цветной водоворот, он подхватил ее, закружил, и вдруг затянул в темноту и безмолвие.
1358 год, начало января. День ясный и светлый! 88-е астрономическое лето в этом году перевалит через середину. Жужжат пчелы в саду. «Эти розы скоро расцветут». В этом ли причина твоего хорошего настроения?… Нет. Долгожданная победа, оправдывающая прошлые безумные годы. Милый, преданный друг Рон потратил двадцать три года – остаток своей жизни, чтобы понять. Вырастить учеников. И восьмидесятипятилетним стариком решился произвести первый опыт. Понимая, что времени у него не осталось.
А Ригли – тридцать пять. Она в очередной раз порвала с мужем и металась между двумя крайностями, не в силах остановиться на чем-то одном: стать послушной женой, растить детей, молча сносить выходки своего мужчины или пинками выгнать его за порог. В таком настроении она и вернулась к тебе, по старой памяти.
Впервые она кому-то завидовала, и это оказалась ты: ее прежняя наперсница, покровитель, подруга. А ты не стала тянуть стикса за одно место и выложила все. Ригли всегда была человечком упорным (вспомни, с какой страшной силой она добивалась Ната).
– А если я сыграю в ящик… будешь приходить ко мне на могилку?
Ты подтвердила (приняв ироничный тон Реджины) и она решилась. Мука ожидания, бессонные ночи… И неописуемый восторг, когда вы с Роном смотрели на свершающееся чудо. Ему показался мелочью один побочный эффект. А ты встревожилась, хотя никогда раньше не принимала всерьез «Великую жертву». Но Рон был настроен оптимистично и второй опыт собирался провести на себе.
– Я ждал слишком долго, – он хитро усмехнулся впалым ртом. – Не успею разрешить этот казус. Благодарю Бога, что сообразил написать мемуары – интересное станется чтиво!
Так он прощался с тобой, собираясь лечь в свою же клинику, не уверенный, что его усталый организм выдержит. Завещания писать не собирался. Памятник себе он уже воздвиг. ГИН – Гаяровский институт в Норденке. А ты поставила условие: еще одна попытка, и только тогда пусть Рон бросается головой в этот омут. Ренессанс!
Ох, Ригли, Ригли, Реджина! Оживший цветок! Ее супружеская жизнь окончательно пошла под откос, вернее, Ригли сама ее туда спустила. Не удивительно. Теперь она живет стародавними надеждами, страхами и чаяниями и даже в моде ее вкус вернулся к позабытым фасонам. Бедняжку больше всего потрясло ее неожиданное выпадение из общего стиля. Она всегда была остра на язык и относилась к тебе без пиетета. А от случившегося характер ее не улучшился.
– Привет! – легка на помине. – В садике ковыряешься?
