В наши дни все изменилось.
Садовые участки – шесть соток – украсили могучие яблони и сливы, а домики большей частью покосились. Зато ближе к Великому Гусляру новые гуслярцы построили себе ряд коттеджей. Для неосведомленных: коттедж – это трехэтажная крепость из красного кирпича с бойницами на первых двух, с соляриями на третьем, гаражом и сауной в подвалах и подземным ходом в лес.
У Малютки, женщины крупной, за что ее еще во втором классе прозвали так уменьшительно, дача была первого поколения – то есть финский домик из отходов производства. Зато поспели в большом количестве яблоки, мелкие и кислые, на базар не отвезешь – никто не купит, но друзьям и родственникам можно подарить.
Сначала ее дочка с зятем собирали, собирали – не собрали, потом жена первого мужа с детьми собирала – не собрала, вот и наступила очередь Ксении Удаловой. Потому что если не собрать, то пойдут яблоки под снег.
Ксения чувствовала себя обязанной Малютке, привезла с собой колбасы, кекс, пива в бутылках – по стоимости куда больше, чем все яблоки скуратовского сада.
Сам сбор фруктов разочаровал: яблоки были червивыми, побитыми (те, которые упали) и поклеванными птицами (которые остались).
Но потом подружки славно посидели, употребили пиво, поболтали о болезнях и внуках, провели время до самой темноты, и тут Ксения спохватилась: последний автобус до Великого Гусляра отходит в двадцать пятьдесят! Не успеешь на него – другого пути в город уже нет. Корнелий сойдет с ума, если жена пропадет на всю ночь, и не столько от ревности, сколько от страха, что ее растерзали какие-нибудь звери. Хотя со зверями вокруг Гусляра туго. Истребили.
Тут еще дождик зарядил – все-таки конец августа, начинаются осенние непогоды.
Малютка делала вид, что готова проводить Ксению до остановки, а Ксения, хоть и хотела бы идти до автобуса не одна, отказалась от проводов, потому что понимала: ей-то потом ехать в автобусе, в тепле и на свету, в коллективе пассажиров, а вот Малютке топать в десятом часу в опасном одиночестве по пустому поселку.
Поцеловались, Малютка проводила подругу до калитки, Ксения уравновесила сумки – обе были килограммов по восемь. Но русской женщине таскать сумки привычно, даже по глинистой дорожке, даже под дождем, даже два километра. Ведь яблоки хоть и дрянь, но бесплатные, можно и на варенье пустить, и на сок, и на компот.
Ксения шла под дождем и жалела, что не взяла с собой зонтик. Но в какой руке зонтик нести? В третьей?.. Она все надеялась на попутку, однако до самой шоссейки попутки не появилось – разъехались уже дачники.
Идти было утомительно, и Ксения несколько раз останавливалась, чтобы перевести дух, тем более руки оттянула.
Половину пути она прошла. Повернула за угол – теперь оставалась одна улица, но длинная, и почти все фонари побиты. И зачем люди бьют фонари?
Сзади послышались шаги.
Это были шаги как во сне, в кошмаре. Будто чувствуешь, что кто-то тебя догоняет, чтобы задушить, и хочется верить, что это лишь твое воображение… а шаги все ближе!
Ксения пошла быстрее. Под ногами скользило, хлюпало, когда сапог попадал в лужу.
Надо бы обернуться и увидеть, что следом семенит всего лишь безобидная старушка, но повернуть голову – выше твоих сил.
Ксения ускорила шаги, а шаги сзади, как привязанные, тоже застучали чаще. Только бы не сбиться на бег, подумала, но дыхание уже рвалось из груди так, что стало ясно: стоит побежать, и сердце разорвется.
Шаги приближались. Неотвратимо.
Ксения потеряла равновесие, схватилась за острую верхушку штакетника, и калитка на заросший участок, над которой тяжело нависали грозди спелой рябины, растворилась, приглашая Ксению спрятаться там, как яблоня из сказки.
Ксения послушалась.
Усыпанная листьями тропинка, что вела к даче, отражала свет одинокого фонаря, светившего над верандой.
«Сейчас подожду здесь, – сказала себе Ксения, – он пройдет мимо, и я пойду себе спокойно…»
Ах, как устроен человек! В нем существует не одна, нет, не одна, а по крайней мере три-четыре успокоительные системы. Надо только отыскать зацепку для успокоения. А для этого человеку дано воображение. Оно выстроит схему или нарисует картину, куда более убедительную, чем сама жизнь…
И когда, уже дойдя до чужой веранды, Ксения услышала, как скрипнула калитка (это входящий человек толкнул ее, полуоткрытую, плечом), у нее подкосились ноги. От полной неожиданности.
Не могло этого быть! Ведь самый худший вариант мы не рассматриваем – у нас есть целый ряд утешительных картин!
Он обозначился темным силуэтом. И в этом силуэте, в движениях, в постановке плеч, наклоне кепки, прижавшей голову, в хромоте, как у бродячей собаки, была такая слепая, безжалостная угроза, что Ксении захотелось одного: сжаться в комочек, уползти в кусты орешника за углом домика и проснуться только утром, под солнцем, проснуться от детских голосов и птичьего щебета.
Ксения кинулась в кусты. А преследователь не стал ломиться за ней следом. Словно бывал здесь не раз, он взял правее и пошел узкой тропинкой так, чтобы перехватить Ксению.
К счастью – а то бы умерла от страха, – Ксения не знала, что в руке у преследователя тяжелая палка.
Чуть не столкнувшись с ним, Ксения увидела слева приоткрытое окно – кажется, жильцы еще не покинули свой дом и в этот вечер, возможно, пошли в гости к соседям.
Пожилая, грузная, малоподвижная Ксения ни за что бы не смогла влезть в окно, открытое на уровне груди. Но это в обыденной жизни. А тут – нога на кирпичную завалинку, животом о подоконник и головой вниз. Так – через окно – и ввалилась в комнату, ударившись о ножку кровати.
Тут было темно, но сразу стало еще темнее: силуэт преследователя закрыл просвет окна.
На четвереньках (чтобы подняться, уже нет ни сил, ни времени) Ксения двинулась к двери в соседнюю комнату. Глаза уже совсем привыкли к темноте, и она все видела, как кошка.
Бух! Это преследователь влез в окно и направился следом за Ксенией. Он явно не спешил: знал, видно, что из следующей комнаты выхода нет. Тут Ксения вскочила на ноги и кинулась к окну, но оно оказалось заперто.
Вот он стоит в двери и лениво поводит головой, высматривая Ксению. И еще бормочет себе под нос:
– Ну где этот долбаный выключатель – что я, шарить должен?
И тут Ксения поняла: жизнь ее кончилась. По его голосу поняла: кончилась.
Вспыхнул свет (лампочка под бумажным абажуром) – такой яркий, что Ксения зажмурилась. А потом встретилась взглядом с тяжелыми тупыми глазами убийцы.
Он глядел на Ксению, но, казалось, ее не видел. Или действительно не видел. Посмотрел в угол комнаты, затем, пройдя пару метров, за шкаф… И Ксения инстинктивно поняла: случилось чудо! И чтобы оно продержалось еще немного времени, не лопнув, как воздушный шарик, ей надо быть неподвижной и неслышной.
