— Кажется, слишком поздно, а?
— Поздно, — согласился Мунн, — Но я же говорю с тобой сейчас.
— Как вы узнали?
— Интересно?
— И так догадываюсь.
— Очень просто, Маан. Когда мои инспектора обшарили ту дыру, где ты устроил бойню, и не нашли даже признака Гнильца, кто-то вспомнил о странном раненном, которого эвакуировали одним из первых. Его нашли неподалеку от входа, он был в бессознательном состоянии и почему-то без одежды. Эти обстоятельства ни у кого не вызвали подозрений — люди, заключенные под обвалом в течении многих дней, да еще и в обществе Гнильца, могут основательно повредиться в рассудке. А тот раненый ни в коей мере не был похож на «четверку». Судя по тому, что у него отсутствовала «купированная нулевая», спасатели сочли, что это один из Кулаков. В тот момент, сам понимаешь, никто не пытался установить личность, просто поднимали пострадавших. Я вспомнил про этого странного парня только когда мои люди точно выяснили, что Гнильца в пещере нет. Его почему-то нигде не могли найти. Оказалось, он сбежал из полевого госпиталя. Немного странно для раненого Кулака, да?
— Возможно.
— Когда я узнал о том, что у Геалаха отсутствует его войс-аппарат, исчезли и сомнения.
— Отлично. Действительно, просто отлично. Я впечатлен, господин Мунн. Любой другой при мысли о том, что Гнилец мог стать человеком, только посмеялся бы.
— Господи, Маан, я работаю с Гнилью больше лет, чем ты живешь на этом свете. Даже я знаю не все ее уловки и приемы, но если я чему и научился за все это время, так это тому, что Гниль совершенно непредсказуема. К тому же, мы быстро нашли осколки твоего кокона. После этого я сразу понял, что Гниль решила порадовать нас новым сюрпризом. Только не предполагал, каким именно. Значит, теперь ты вернул себе прежний вид?
— Да, господин Мунн. И я на поверхности. Понимаете, что это значит?
— Понимаю. Ты думаешь, что ускользнул от нас.
— Я и сделал это. Теперь вы никогда не найдете меня, Муун, даже если все ваши люди будут обшаривать город денно и нощно. Двадцать миллионов человек, а я лишь песчинка среди них. И все ваши инспектора с их прекрасным чутьем бесполезны — у меня теперь нет даже «купированной нулевой», я невидим для них. Я полностью излечился. Гниль забрала все свои подарки. Она закончила со мной.
— Ты всегда был излишне самонадеян, даже когда я взял тебя совсем мальцом, — Мунн вздохнул, — Хотя, не буду спорить, ты порядком усложнил мне задачу. Искать тебя в человеческом обличье будет куда сложнее. Ты ведь тертый парень, мой Маан, ты отлично знаешь методы и Контроля и жандармерии, ты, конечно, сможешь затеряться в каких-нибудь трущобах, или среди тех же деклассированных…
— Я был вашим учеником, господин Мунн.
— Спасибо за комплимент, — Мунн и в самом деле был доволен. Его голос не был похож на голос человека, проигравшего партию. Впрочем, Маан никогда не слышал Мунна расстроенным. Тот никогда не проигрывал прежде. — Но, как ты понимаешь, наше… кхм… дело вовсе не закончено.
— Я чист, — сказал Маан и сам удивился тому, как это прозвучало, — Я больше не Гнилец. Я даже не инспектор Контроля. Я человек, на сто проклятых процентов. Какой вам толк с меня теперь?
— Зачем притворяться теперь, Маан? — кажется, Мунн скривился. В его голосе звучала легкая укоризна, как у благодушного старика, расстроенного мелкой шалостью любимого внука, — Ты же сам понимаешь, что твоя ценность увеличилась многократно. Ты — единственная «пятерка» на всю планету. Может быть, единственная пятая стадия за миллионы лет. Ты думал об этом?
— Я человек.
— Вовсе нет. Если Гниль покопалась в тебе, она не могла не оставить следов. Да, вполне вероятно, что внешне ты чист. Может быть, даже самый изощренный тест не выявит следов Гнили в твоей крови. Но это не та гостья, которая уходит молча, уж тебе бы следовало это знать. Что-то осталось в тебе. Может, глубоко. Может, где-нибудь в костном мозге или гипоталамусе. Но осталось. И ты отдашь это мне, парень.
— Неуловимый секрет Гнили? Который расскажет вам об ее сущности? — Маан не смог сдержать улыбки, такая страсть прорезалась в голосе Мунна в этот момент.
— Может, и секрет. А может, мы и вовсе ничего не найдем. Я уже говорил тебе, работая с Гнилью, я прежде всего научился ничему не удивляться. Я знаю лишь одно — мы не можем упустить такой шанс. Мы не можем упустить тебя, Маан. Ты нужен не просто мне или Контролю, ты нужен этой планете и миллионам ее жителей. Весь, с потрохами. Твое тело, твои внутренности, твои мысли — весь ты. Целиком. Ты слишком вкусный кусок чтобы я мог позволить себе упустить тебя.
— Я ожидал этого, Мунн. Как вы понимаете, у меня другие планы. И ваша лаборатория не является их частью.
— А мне и не требуется твое согласие. Когда речь идет о судьбе всей планеты, добрая воля представляет собой лишь условность.
— Понимаю. Но вы сами сказали, что теперь затеряться мне будет не очень сложно. Из последней ловушки я выскользнул, а в новую уже не попаду.
— Мы оба понимаем это, Маан. Поэтому давай сделаем иначе. Закончим эту утомительную погоню, которая в равной мере надоела нам обоим, и заключим договор на правах старых знакомых и сослуживцев. Как разумные деловые люди.
— Договор? Это интересно. Я догадываюсь, что могу вам предложить. Но что вы можете предложить мне?
— Договор на то и договор, что позволяет сторонам получить то, чего им не хватает. Контролю не хватает тебя. А тебе тоже кое-чего не хватает, Маан.
Он понял, что сейчас услышит. Знал с самого начала, лишь только услышав первую трель войс-аппарата.
— Нет, — сказал он, неосознанно сжимая в руке проклятую пластиковую коробку, заключавшую в себе голос Мунна, полную лжи, коварства и холодного расчета, — Вы не сделаете этого.
— Твоя дочь, Бесс, — спокойно сказал Мунн, как ни в чем не бывало, — Она ведь еще жива. И невредима — насколько мне известно.
Это прозвучало так по-деловому, что Маан не сразу ощутил страх. Тот пришел позже, прочертив свой путь по его позвоночнику тысячами крохотных ледяных иголочек.
«Ты знал, — подумал Маан, заставив дышать себя размеренно и ровно, Мунн не должен почувствовать его страх, — Он должен был сказать это. Это же Мунн, который никому не позволит оставить себя в дураках».
— Перестаньте. Вы ведь не собираетесь…
— Не собираюсь — что? — с интересом спросил Мунн, — Использовать ее в качестве заложника? Почему бы нет?
— Она ребенок.
— Твой ребенок, Маан. И это главное. Что ты еще скажешь? Что это неэтично? Преступно? Цинично? Цель определяет средства, аксиома. Цель сейчас — это ты. Чтобы получить тебя нет запрещенных средств. Не та ставка сейчас. Ты же понимаешь, что я не могу не использовать эту карту.
