Шерстка поблагодарила и сделала звук потише. На всякий случай. Чтобы слышать звуки доносившиеся из кабинета. Новая работа Олега по прежнему вызывала у нее недоброе предчувствие, но разобрать причину беспокойства с помощью логики не получалось.
«Слишком много денег ему выдали, вот из-за чего я гружусь», – с недовольством подумала она. – «А в Москве ничего не бывает даром. Но у приезжих слово „халява“ почему-то не вызывает панического ужаса на уровне инстинктов, они еще не понимают, что заплатить все равно придется, только в самый неподходящий момент и по самой спекулятивной цене».
С другой стороны Олег был самостоятельным человеком, имея полное право распоряжаться жизнью как ему вздумается, а так же набивать необходимое количество синяков, без которых формирование личности все равно не пройдет. Но даже понимая это, хотелось уберечь от бессмысленных промахов.
«Черт бы меня побрал», – остановила себя девушка. – «В конце концов он мне не муж. Связался с Крыськой, пусть она его и спасает».
Она старательно отогнала тревожные мысли, пинками вытолкнула последнюю и захлопнула за ней дверь. Все. Теперь лишь печать в паспорте жгла кожу сквозь ткань брюк.
«До чего же сильны предрассудки», – фыркнула про себя Шерстка. – «Этот штампик действует на подсознательном уровне, заставляя ощущать повышенное чувство ответственности. Чушь! Вся моя ответственность ограничивается отношениями кузенов. На этом предлагаю вопрос считать закрытым».
На экране мельтешил какой-то фильм, один из сотен почти одинаковых, где главной задачей положительного героя является поход по расставленным в темноте граблям. Так он бредет примерно треть фильма, демонстрируя чудеса глупости, нерасторопности и недальновидности. А когда все препятствия пройдены и шишки расставлены, начинаются поиски нехорошего человека, расставившего эти грабли. На этом этапе герой моментально, и как правило беспричинно, умнеет. Завершается дело неизменной дракой на заводе, где в конце концов злодей нанизан на трубу, сброшен с высоты, упал в котел с расплавленной сталью, попал в устройство для дробления камней, задержан полицией. Нужное подчеркнуть.
Шерстка поморщилась и пригубила горячий кофе. На другом канале шел очередной лохотрон для поднятия рейтингов, где очередная группа подготовленных актеров боролась за очередной миллион.
Года два назад на одной из выставок Шерстка познакомилась с парнем, работающем на телевиденьи. За полгода знакомства с ним и тусовок с его коллегами она здорово разочаровалась в популярных телепрограммах, оказавшихся сплошным надувательством. Она узнала, как и из кого готовят «победителей» телевикторин, почему так сложно дозвониться в студию во время программы и почему в прямом эфире ни один пьяный хулиган никогда не ругнулся матом, а начинающий предприниматель не прорекламировал свою фирму.
Шерстка допила кофе и поискала канал, на котором транслируют новости.
Когда лечение было закончено, Виктор Абрамович сел на стул и записал что-то в толстой тетради с обложкой под кожу.
– Значит, работу по восстановлению ваших зубов я считаю законченой. Удаление, пломбировка, частичное протезирование. Надеюсь, вы довольны?
– Вполне. – Олег уже забыл, что собирался требовать неустойку за неудобства, причиненные шумной пломбой. – Сколько я вам должен?
– За сегодняшний прием двенадцать тысяч. Это специальная цена для особых клиентов. Но впоследствии я бы вам рекомендовал еще исправление прикуса и установка протезов на месте удаленных зубов.
– Вполне возможно, я очень скоро воспользуюсь вашим советом. Возьмите, пожалуйста.
Легкие деньги уходили из рук удивительно безболезнено. Олег поймал себя на мысли, что всего несколько дней назад ужаснулся бы от самого факта перехода такой суммы через свои руки. Теперь это казалось далеким и странным, не имеющим к нему ни малейшего отношения. Словно всю жизнь до этого он так и жил.
Олег уложил остатки денег обратно в карман, вышел в прихожую и позвал кузину:
– Поехали.
– Подожди. – она выглянула из столовой. – Тут прикольные вещи по ящику передают.
– Поехали! – настойчивее сказал Олег. – У нас еще полно дел.
Он с извиняющимся выражением глянул на Виктора Абрамовича.
– Спасибо. До свидания, – произнес Олег чуть сковано.
– До свидания, – кивнул доктор.
Шерстка пожала плечами, оделась, и вышла вслед за Олегом в подъезд, излишне громко захлопнув за собой дверь.
– Какая муха тебя укусила? – поинтересовалась она уже в лифте.
– Мы же не телевизор приехали сюда смотреть. Мне и так не очень удобно, что я взял тебя с собой, не предупредив об этом Виктора Абрамовича.
– Он за это деньги получает, – пожала плечами Шерстка. – Я вот не хочу, чтобы у меня по квартире шастали всякие разные, вот и не пускаю никого. А он хочет, чтобы к нему ходили, иначе он умрет с голоду. Так что не грузись.
– Извини, – Олег почувствовал ее правоту. – А что там было по телику?
– Не знаю. Ты же не дал дослушать. Планету какую-то нашли в созвездии Лебедя, или что-то в этом роде.
– Может еще передадут, – без особой уверенности предположил Олег.
– Да ладно, проехали. С тобой все нормально? Что-то ты бледный какой-то.
– Наркоз еще до конца не сошел. – отмахнулся Олег. – Зато теперь ничего не шумит. Дело действительно было в пломбе.
– Ну и нормально. А у нас дома еще коньяк остался. Честно говоря мне пришла в голову мысль напиться сегодня как следует. Умаялась я с дороги, охота расслабиться. Раз в полгода можно, наверное.
– Даже нужно, – усмехнулся Олег. – Особенно в Москве. Дома я как-то обходился без этого, а здесь крышу начинает сносить.
Они вышли на улицу и почти сразу остановили машину, начался густой снег, и водитель включил дворники. Свет фар сделался почти материальным, уплотнившись вихрящимся мельтешением, печка гудела натруженным вентилятором, распространяя по салону волны тепла. Тепло ложилось на остатки наркоза, вызывая непреодолимую сонливость.
В навалившейся полудреме Олег услышал голос Кристины.
– Позвони, когда устроишься, – сказала он. – Не экономь, заплати в поезде за постель, а то ехать больше суток.
Она была красивая, как всегда, в розовом махровом халате, раскрасневшаяся после горячего душа.
– Хорошо, – ответил Олег, чувствуя ни с чем не сравнимое возбуждение, предшествующее дальней дороге.
Он называл это состояние чемоданным, хотя никогда в жизни не брал с собой чемодана. В него просто нечего было укладыать – три смены белья, немного еды и альбом с работами. Все это легко умещалось в небольшой сумке с наплечным ремнем.
