Дождавшись, пока мальчик справится с упрямым узлом, Алексей шагнул в лодку и, усевшись на широкую скамейку, оттолкнул её от берега. С каждым гребком он приближался к заветной цели. Вот уже показались и первые, нагруженные деревом и камнем плоты, а через несколько минут послышались крики рабочих и скрип деревянных лебедок.
Проскочили первый остров. Мальчишка налегал на весло и без устали о чем-то говорил. То переходил на шепот, то голос его становился плаксивым и тонким, а под конец, придя к какому-то решению, он во все горло завопил веселую и задорную песню, в очередной раз заставив Солодова пожалеть о незнании языка. Общий смысл фраз, хоть и с большим трудом, можно было понять, а вот общаться и уж тем более объяснять какие-то тонкости, не представлялось возможности. Оставалось надеяться на язык жестов и дар убеждения, присущий желтому металлу.
Лодка наконец уперлась носом в илистый заболоченный берег, и мальчишка затих.
Обернувшись к своему неожиданному помощнику, Алексей вновь окинул его взглядом, и неожиданно для себя отцепив от пояса один из кожаных мешочков, протянул его пареньку. Хронотурист, конечно, понимал, что в реальном мире мальчишка, скорее всего, так и не смог выбиться в люди. Находясь под постоянным гнетом отца, не видя с раннего детства ничего, кроме насилия, он, скорее всего, стал чернорабочим, или просто умер от побоев или болезней, но в этой кальке реальности сумма, находившаяся в кошельке, могла дать ему второй шанс.
– Держи. – Алексей бросил кошель в подставленные ладони. – Употреби их с умом, парень, они тебе нужнее. И, ради всего святого, убирайся из этой деревни.
Паренек, конечно, ничего не понял и, развязав горловину мешочка, в недоумении уставился на пригоршню серебряных монет, оказавшуюся у него в руках. Мысли Поля путались, столько денег за раз он видел разве что в церкви, в тот момент, когда на праздничную мессу стекались все прихожане, исправно заполняя кружку для подаяний пускаемую по рядам. Сначала он испугался, затравленно глянул на светловолосого гиганта, но, увидев на его лице улыбку, рассмеялся и вновь понес какую-то тарабарщину.
Дослушивать паренька Солодов не стал, да и время поджимало. Перевалил через борт и, ухнув по колено в холодную воду, направился к берегу.
Деятельность там разворачивалась нешуточная. Десятки телег и подвод рядами тянулись от грузового пирса в глубь острова. Одни были доверху наполнены тяжелыми каменными блоками, и несчастные лошади в упряжках с трудом тащили непосильный груз, оскальзываясь копытами в вязкой грязи. Другие были нагружены грубо обструганными досками и деревянными ящиками, а за ними следом шли усталые рабочие с инструментом.
С десяток нагруженных плотов, подвалив к высокому дощатому пирсу, ждали разгрузки. Рабочие, сновавшие туда и сюда, то и дело переругивались и, разбиваясь на группы, орудовали у лебедок, больших деревянных блоков, подвешенных на треноги. Монахи в серых долгополых рясах с капюшонами попадались на каждом шагу, ведя учет материалов и следя за процессом выгрузки.
Одни стояли на пирсе и, сверяясь с документами, вычерчивали что-то в длинных свитках, концы которых были закреплены на продолговатых перекладинах. Другие, окриком и бранью, подгоняли зазевавшихся работяг, неправильно закрепляющих узлы на грузе, но по большей частью слуги божьи попросту слонялись по береговой линии и пили церковный кагор.
Ссутулив плечи и согнув ноги в коленях, из-за чего его походка стала похожа на гусиную, Алексей влился в общий поток горожан и, пристроившись в хвост обоза, зашагал по улице. Чем дальше он продвигался вперед, тем больше ему вспоминался современный Париж. Улицы того города ежедневно мыли шампунем, стекла домов приветливо блестели на солнце, а нарядные и опрятные горожане, спешащие по своим делам, пахли хорошими духами и одеколоном.
Звуки строительства стали более отчетливы. Слышался звон резцов и стук киянок, свист и скрип лебедок и перебранка такелажников, ржание лошадей и радостный смех кого-то из каменщиков. И вот, достигнув площади, воодушевленный авантюрист вдруг окаменел от удивления.
В глазах у Алексея помутилось, и он, быстро уйдя с дороги, тяжело привалился к стене ближайшего дома. Весь тонкий, хорошо отрепетированный план летел ко всем чертям. Вместо того чтобы обнаружить на месте строительства котлован или фундамент, он уперся глазами в ровную каменную стену. Что-то тут было не так. Может быть, сколковские умники ошиблись в расчетах и добавили к дате прыжка лишнюю сотню лет?
Конечно, можно было еще надеяться на то, что Алексей свернул не на ту стройплощадку, но не узнать три выгнутые арки входа в собор просто невозможно. Сцены страшного суда, размещенные строго над порталом, еще грубые и не доведенные до ума, казались хронотуристу смертным приговором ему самому.
Отойдя от стены, Алексей уселся на груду мешков с песком и принялся выстраивать только что обрушившуюся картину происходящего заново.
Допустим, с временным отрезком он не ошибся. Тогда какого черта вместо дыры в земле на площади уже возвышаются основания башен? Неужели ошиблись историки, трактуя дату закладки фундамента собора? Если так, то деньги, целый миллион выложенный за путевку, потрачен зря. С другой же стороны, если ошибка в документах и произошла, то почему бы профессору тоже не допустить промах, просчитавшись на пару тройку лет? Как бы там ни было, все летело к чертям, рушилось, рассыпалось в пыль. Тяжело поднявшись с мешков, Алексей отряхнул подол рясы и направился к стенам возводимого собора. Началась разведка боем.
Медленно бредя по площади, Солодов старался вникнуть в происходящее и понять, что же все-таки происходит вокруг него. Непрочные строительные леса, на которых корпели каменотесы, закрывали всю северную часть фасада. Трое такелажников, закрепив на верхней площадке лебедку, подтягивали вверх тяжелые плетеные корзины, доверху набитые камнями и раствором. Возившиеся внизу чернорабочие разгружали обозы с новыми строительными материалами. Жизнь кипела, била ключом, фонтанировала и искрила, и вдруг все это в миг прекратилось.
Крики и улюлюканье, послышавшиеся со стороны набережной, заставили Алексея насторожиться. На площадь, на полном скаку влетели шестеро конных, за которыми по пятам следовала закрытая повозка без гербов. Спешившись, люди в черных плащах принялись окриками и тычками разгонять зазевавшихся рабочих. Один из каменотесов замешкался на пути кожаных плащей – короткий взмах руки, и вот уже товарищи зазевавшегося бедолаги оттаскивают его в сторону.
На зачистку прохода гильдийцам, а это были именно они, понадобились считанные секунды, и вот, открыв дверь, из повозки на мостовую ступил парижский епископ Морис де Сюлли. Он предпочел церковному облачению строгий походный костюм и серый плащ, и был в прекрасном настроении. Бросая быстрые взгляды по сторонам, злая шестерка окружила своего подопечного и, закрывая широкими спинами, быстро увела его внутрь.
