При их появлении он встал и сухо, официально кивнул, после чего, не говоря ни слова, протянул Рордену маленький цилиндр, который тот машинально взял и вскрыл печать. Закончив читать, Рорден с легким поклоном, вызвавшим улыбку Алвина, вернул цилиндр.
Рорден явно взял себя в руки, поскольку, когда он заговорил, голос его был спокоен:
— Совет желает переговорить с нами, Алвин.
Алвин все понял. Кризис наступил быстрее, гораздо быстрее, чем он ожидал. Он не боится Совета, — убеждал он себя и невольно перевел взгляд на роботов.
— Тебе придется оставить их здесь, — твердо сказал Рорден.
На мгновение их взгляды встретились, затем Алвин перевел глаза на посланника.
— Хорошо, — спокойно сказал он.
По пути в зал Совета все молчали. Алвин вспоминал так до конца и не обдуманные им доводы, которые, как он считал, не понадобятся еще много лет. Он был больше раздражен, чем напуган и злился на свою неподготовленность.
Они прождали в приемной всего несколько минут, и Алвин все удивлялся, почему так дрожат ноги, если он не боится. Затем открылась большая дверь, и они медленно подошли к знаменитому столу, вокруг которого сидело двенадцать человек.
Алвин присутствовал на первом в своей жизни собрании Совета и почувствовал себя слегка польщенным, увидев, что все места заняты. Раньше он не знал, что Джезерак — член Совета. Заметив его удивленный взгляд, старик беспокойно зашевелился и слабо улыбнулся ему, как будто говоря: «Я здесь ни при чем». Большинство членов Совета Алвину были знакомы.
Президент дружелюбно обратился к нему, и, глядя на знакомые ему лица, Алвин не мог понять причину беспокойства Рордена. Он вновь почувствовал уверенность в себе, решив, что Рорден все же несколько трусоват. Однако он был не совсем прав. Хотя храбрость никогда не была сильной стороной Рордена, он беспокоился за свое дело так же сильно, как и за себя. В истории еще не было такого, чтобы Хранитель записей был отстранен от занимаемой должности, и Рордену очень не хотелось создавать прецедент.
За несколько минут пребывания в зале Совета планы Алвина претерпели значительные изменения. Приготовленная им речь была забыта, от красиво составленных фраз пришлось отказаться. Сейчас он почувствовал нелепость происходящего, это чувство никогда не давало ему серьезно воспринимать даже самые значительные события. Совет собирался раз в тысячу лет, от него зависела судьба Диспара, но сидевшие перед ним выглядели лишь усталыми стариками. Алвин знал Джезерака, и ему не верилось, что остальные сильно отличаются от него. Ему вдруг стало жаль их и вспомнились слова Серани: «Сотни лет назад мы отказались от бессмертия, но Диспар все еще во власти обманчивой мечты». Глядя на сидящих за столом, Алвин почувствовал, что они вряд ли счастливы.
Когда по просьбе президента Алвин начал описывать свое путешествие в Лис, он выглядел не более, чем мальчиком, случайно сделавшим открытие и не придавшим ему особого значения. В его рассказе необычная поездка была представлена как позыв естественного любопытства. И никакого намека на план или отдаленную цель. Такое могло случиться с каждым, и ему даже удалось создать впечатление, что он ожидал похвалы своей сообразительности. О Шалмиране и роботах он не сказал ничего.
Это был неплохой спектакль, хотя, кроме Алвина, никто не мог по достоинству оценить его. У Совета, казалось, по лицу Джезерака было видно, что облегчение в нем борется с недоверием. На Рордена Алвин не решался взглянуть.
Когда он закончил, наступила короткая пауза— Совет обдумывал услышанное. Затем слово взял президент.
— Мы хорошо понимаем, — начал он, осторожно подбирая слова, — что ты действовал из лучших побуждений. Однако ты поставил нас в затруднительное положение. Вполне ли ты уверен, что сделанное открытие было абсолютно случайным, и что никто, скажем, не направлял твоих действий? — Он посмотрел на Рордена.
— Может быть, и так, — задумчиво ответил Алвин.
Члены Совета начали прислушиваться с неожиданным интересом, рядом с ним беспокойно зашевелился Рорден. Алвин подарил слушателям полную искренности улыбку и быстро добавил невинным тоном:
— Конечно же, я многим обязан своему учителю.
Все ошеломленно посмотрели на Джезерака, который густо покраснел, хотел было заговорить, но передумал. Наступила гнетущая тишина, которую нарушил президент.
— Благодарю, — поспешно проговорил он. — Ты останешься здесь, пока мы обсудим твои слова.
Рорден облегченно вздохнул, и это был последний звук, который услышал Алвин. В зале наступила полная тишина. Сначала это было забавно, но вскоре она сделалась невыносимой. Алвин молил, чтобы все скорее закончилось.
— Мы пришли к выводу, — сказал президент, — что за происшедшие неприятные события никто ответственности не несет, хотя и считаем, что Хранитель записей мог бы раньше поставить нас в известность о случившемся. Однако, возможно даже к лучшему, что это опасное открытие было сделано. Теперь мы можем принять меры, чтобы подобное не повторилось. Мы сами займемся обнаруженной вами транспортной системой, а вы, — он впервые повернулся к Рордену, — позаботьтесь, чтобы все упоминания о Лисе были стерты из записей.
Послышались слова одобрения, и на лицах членов Совета появилось выражение удовлетворенности. Был найден выход из трудной ситуации, им удалось избежать неприятной необходимости устранения Рордена, и теперь они могут разойтись, чувствуя, что выполнили свой гражданский долг. Наверное, теперь подобное повторится не скоро. Даже Рорден, несмотря на некое разочарование, чувствовал облегчение, он ожидал худшего. И вдруг раздался голос, который он никогда прежде не слышал. Члены Совета замерли в креслах, с их лиц медленно исчезали довольные улыбки.
— А собственно говоря, почему вы собираетесь закрыть дорогу в Лис?
Спустя мгновение Рорден начал понимать, что эти слова сказаны Алвином...
Успех его хитрости дал Алвину только временное удовлетворение. По мере того как он понимал, что все его планы рушатся, в нем закипала ярость. Подобное он чувствовал в Лисе, поставленный перед ультиматумом Серани. Тогда он победил, и ощущение силы все еще не покинуло его. На этот раз с ним не было робота, который мог бы помочь, и трудно было предсказывать, чем все это кончится. Но он больше не чувствовал никакого страха перед глупыми стариками, возомнившими себя правителями Диспара. В действительности же судьбу города решал он, и он взывал к ним сквозь мрачное молчание их ограниченного мира. С гневом и презрением Алвин сбросил с себя маску ребенка, и члены Совета пораженно смотрели на него.
