Но в конце концов - слабая душа - соглашался.
И куаферы чуть с ума не свихивались, выслушивая очередные, заведомо нелепые и убийственные приказы. И удивлялись, когда на самом деле ничего страшного с ними не происходило. "Или это самый гениальный пробор, или самый идиотский из всех, которые когда-либо были!" - говорили они. И в глубине души понимали, что скорее всего здесь первое. И в еще большей глубине гордились своим участием.
Куаферы стонали. Им никогда не приходилось работать с таким напряжением. Мало того, что им предстояло совершить чудо и исправлять последствия упущенных сроков; мало того, что они абсолютно не понимали, что делают, и потому постоянно находились под прессом страха смерти, - так еще и мамуты Аугусто Благородного нещадно на них давили.
Аугусто Благородный! Вот уж воистину все перевернулось в этом и без того перевернутом мире, где минус на минус дает не плюс, а двойной минус.
В согласии со стандартом тех времен официальные названия отличались ясностью и краткостью. Поэтому в силу противоречия неофициальный жаргон, наоборот, страдал малопонятными длиннотами и парадоксами. Например, мало кто называл основное лучевое оружие скварком, в обиходе он вдруг разрастался до труднопроизносимого "скваркохигг".
Аугусто числился именно так коротко в файлах криминальных ведомств, но от всех, с кем общался, требовал, чтобы его называли Аугусто Благородный.
Он, собака, постоянно вмешивался в пробор - вот что мешало. Он не говорил: "Ах, вот я сейчас вас всех тут же и убью, если вы не сделаете того-то и того-то!". Он говорил: "Я плачу" - и возразить было трудно.
В этом заключалась вся изощренность его пытки - он действительно платил. Он делал это еще до вмешательства космопола и продолжал делать после. Можно сказать, что его кредо было: "Все-таки я вас убью. Предварительно заплатив".
Куаферы жутко уставали. Но каждую ночь, какой бы сильной ни была усталость, они по нескольку часов готовились к общему бунту. Тихо, чтоб никто не услышал, они обсуждали планы, составляли списки людей Аугусто, собирали на них информацию. Планы все как один получались страшно рискованными, но это заговорщиков не пугало - они были уверены, что найдут способ справиться с бандитами без особенно серьезных потерь для себя.
Однажды кто-то, уже к середине ночи, вдруг предложил:
- А что, если нам попробовать свои методы?
Федер изо всех сил постарался, чтобы никто не заметил его озабоченность.
- Глупости, - сказал он как можно более небрежным и даже пренебрежительным тоном. - Вот на это самое сил у нас просто не хватит. Я уже просчитывал. Спроси Антона.
- Да, - подтвердил Антон, - мы просчитывали, и ничего не получилось.
И замолчал, потому что убедительно врать не умел.
Но пауза не успела затянуться до опасного состояния. Федер поспешил прервать ее разъяснениями.
- Тут, наверное, виноват я, - сказал он разведя руками. - Мы с матшефом по моему настоянию начали делать качественно новый пробор, детали которого - извините, парни, не могу сейчас объяснить почему, - нужно было всячески от вас же и скрывать, иначе вы бы сильно напортачили. Мы не рассчитывали вот в этом самом и есть моя главная вина, - мы никак не рассчитывали, что вляпаемся в такую уголовщину. Нам нужно сделать не просто классный пробор, нам, парни, захотелось сделать его таким, чтобы все в конце концов ахнули. Просто невозможно сейчас вписать в него хоть что-нибудь, что может помочь нам в борьбе с мамутами Аугусто - не остается для этого ни времени, ни сил, ни просто даже возможности для такой коррекции. Так, Антон?
- Ну-у, в общем, - проблеял тот, - возможностей никаких действительно не остается. Придется все менять, а это и нам не под силу, и сразу будет замечено... противной стороной.
Куаферы разочарованно вздохнули - "наши методы", о которых почему-то никто сразу не вспомнил, могли существенно изменить расстановку сил. А так они вынуждены были действовать пусть на своем поле, но по правилам противника и соответственно изыскивать способы победить его его же оружием. Больше ничего в этом противостоянии им не светило.
8
Общими усилиями, постепенно план бунта стал вырисовываться, причем такой эффективный, что Федер начал было подумывать, уж не плюнуть ли на все эти свои интеллекторно-куаферские изыски и не взяться ли за дело способом дедовским, но надежным.
Мысль эта пришла ему в голову от настоящего отчаяния, с которым воспринимал он свое участие в разработке плана. Им с Антоном единственным было хорошо известно, что планируемый бунт есть не более чем прикрытие, необходимое для подготовки той настоящей бойни, той страшной мести, которую определили они для Аугусто Благородного и его мамутов.
Но они продолжали работать над мнимой для себя задачей со всеми вместе - нельзя было допустить, чтобы куаферы, профессионально чуткие к любой фальши, вдруг перестали им доверять.
Федер лишь на секунду поверил в реальность задуманного восстания, да и то потому, что сильно того хотел, а секунда выдалась на удивление безысходная. Он знал, что Аугусто имеет среди куаферов своих людей либо свои "стрекозы" в их помещениях, а скорее всего и то и другое; ему известно обо всех деталях, которыми быстро обрастал план. Собственные "стрекозы" Федера уже начали передавать информацию. Она была обрывочной, но даже из нее становилось ясно, что Аугусто обо всем превосходно осведомлен.
"Стрекозы" не были средством, доступным только куаферам, - их можно было купить задешево на любой, самой периферийной, планете, в любой лавочке. Они были очень удобны во всех ситуациях, когда необходим контроль на расстоянии. Однако куаферские "стрекозы" сильно отличались от стандартных - вот почему всегда возникали проблемы с их доставкой в нужном количестве. Отличались они многим - размерами, способностью к мимикрии, увеличенным набором рецепторов и многофункциональностью. Во времена первых проборов их изготовляли две фабрики на Импатрио и Белом Небе. После запрета обработки планет владельцы фабрик попробовали выйти со своей продукцией на оборонный, экологический и общекоммерческий рынки, но потерпели неудачу - проборные "стрекозы" оказались слишком дорогими и специализированными, чтобы заинтересовать некуафера. Поэтому вскоре производство их было свернуто, почти все производственные линии перепрофилированы. Теперь они изготовлялись там же, но только по особому, как правило, тайному заказу.
Заказ, который Федер сделал через Аугусто, был невелик и дополнен большим заказом на абсолютно ненужных для пробора обычных "стрекоз". Федер считал тогда, что ему удалось отвлечь внимание Аугусто, - он хорошо понимал, насколько важными могут оказаться "стрекозы" при неблагоприятном развитии событий.
