Ну я им и устроил! При свете фар трудились до утра.
Вымотались все. Я уж постарался! Комендант приехал, не дядя из деревни погостить. С моим ближайшим помощником лейтенантом Аргусом мы спали в очередь. Первую половину ночи он, вторую я. На утро я объявил общее построение и смотр личного состава.
Чтобы избежать подробностей, сразу скажу — трое поехали к Акуле с моим предписанием и сорванными с груди жетонами. Непригодны. А старшего жандармской группы вообще чуть не расстрелял, когда нашел в их обособленном расположении больше ста литров спиртных напитков. Нет, я понимаю, на войне без этого никак, сам грешен. Но тут — от домашнего пива до элитных коньяков в подарочном исполнении. Это что ж такое?!
Половина окопов осыпалась, маскировочная сетка местами просела аж до земли, гадят — прошу прощения — где ни попадя, одежда грязная. Не бойцы, а сброд. Из трех штатных пулеметов в рабочем состоянии два. В танке пахнет женскими духами, а в двух шагах от левой гусеницы я нашел использованный презерватив. Единственно, кто меня порадовал, — зенитчики. Хотя зачем они тут, не ясно. Две толково оборудованные позиции. Одна на склоне холма, сразу за гребнем, вторая поодаль, в капонирах. Правда, пушки — ЗПН-16А. «Шестнадцатые». Еще их называют «шестнадцать тонн». Старье жуткое. Но в целом надежные. Глядя на них, я понял, почему больше половины выданного мне боезапаса приходится на этих старушек. Просто больше никому это все даром не нужно.
Привезенные мною припасы разгружали до обеда. Потом я два часа провел на дороге, присматриваясь к работе жандармов. Как они рычали! Один из местных попытался им улыбнуться из кабины своего грузовичка, явно по привычке рассчитывая на взаимность, так ему такой шмон устроили! Бочку с авиационным керосином красномордый жандарм так зло бросил на землю, что та треснула, и керосин, пульсируя, вытек на песок. Это была первая наша — моя! — ошибка. Но об этом я узнал позднее.
После обеда я снарядил экспедицию в ближайший лес. Грузовики, понятное дело, давно убыли по месту расположения, поэтому пришлось обходиться своими силами. Два десятка бойцов с оружием, броневик в качестве рабочей лошадки и танк для прикрытия. И тут выяснилось: танк сломан. Что-то там у него с ходовой, я даже не стал вникать. Если б было можно, распял бы я этих танкистов, как господа нашего Иисуса Христа. Голыми. На жаре. Перед строем. Но кто бы тогда чинил эту рухлядь? Дал им время до утра и хороший втык, хотя они, если разобраться, не сильно и виноваты: был бы этот гроб на ходу, не стояли б они здесь. Пришлось посылать обе бронемашины, хотя одна явно не желала передвигаться. Но водитель, видя мои замашки, даже не стал оправдываться. Кое-как завелся и кое-как поехал, плюясь черным дымом, то есть только что не чистым бензином, едва перегоревшим. Это стало ошибкой номер два.
Оставив за себя лейтенанта Аргуса — он озверел даже быстрее, чем я ожидал, — сам взял у зенитчиков старенький джип, которым они тягали свои пушчонки, и отправился к геологам. Знакомиться и предъявлять права. Со мной трое бойцов при полном параде — с автоматами, в бронежилетах, каски на кончиках носов. Орлы! Они уже почувствовали себя хозяевами положения.
На въезде меня мурыжили минут десять. Экстерриториальность! Мандат ООН! Частная собственность! За это время очень толково выдвинулись трое с оружием, заняв подготовленные позиции. Молодца! И только потом появился представитель, крупный такой дядечка, бритый наголо. В холщовых штанах мешком и китайской рубахе с драконами. А что, не так жарко.
— Вы кто? — спросил он, подойдя к шлагбауму. Хотел было опереться, но передумал — металл на солнце раскалился, обжечься можно.
— Комендант района. Вот документ. Он взял приказ и внимательно прочел.
— Очень приятно. И что вы хотите?
— Для начала узнать, кто передо мной.
— Руководитель экспедиции. Можете звать меня Олсен.
— Русский?
— Почему русский? Я из Норвегии. Вас только русские интересуют? Могу пригласить.
— Не стоит. Я хотел бы ознакомиться с объектом и согласовать наши возможные взаимные действия.
— С какой целью?
— Мы допускаем возможность скорой атаки зверей. Поэтому в целях вашей же безопасности предлагаю на время забыть всякие мандаты и неприкосновенности…
— В том числе ваш? — безмятежно спросил Олсен.
— Что — мой? — начал заводиться я.
— Мандат. Или как его? — Он посмотрел на бумагу в своей руке. — Приказ, да. Его тоже игнорируем?
— Его — нет! — отрезал я.
— Почему так? Неравноправие, не находите? Тем более, что наши полномочия гораздо шире ваших.
Он прав, конечно. Только вот признавать эту правоту мне совсем не хочется.
— Вы собираетесь в одиночку противостоять зверям? — жестко попер я. — Да они от вас места мокрого не оставят! И это еще вопрос, чьи полномочия шире. Вот я могу прямо сейчас…
— Сеанс связи с вашим командованием вас устроит? — невозмутимо поинтересовался Олсен. — Я имею в виду высшее командование, разумеется.
Честно сказать, такого поворота я не ожидал. Высшее командование привыкло мыслить стратегическими, то есть условными категориями. Оперируя тем, чего, может быть, и на свете-то нет. Левой рукой взмахнул: «Здесь станет Рай». Правой: «Отсюда и до горизонта дворцы в сто этажей. Из голубого мрамора и невиданного зеленого золота». А уж кто и как те дворцы будет строить, где взять невиданное золото да еще в таком количестве — решайте на местах. Знаю, сталкивался. Больше не хочу.
— Устроит. Открывайте.
— Прошу простить. Только вы. Один. Пожалуйста. У нас свои правила.
Я обернулся к своим.
— Ждите, парни. Пятнадцать минут. Дальше сами знаете.
Ни черта они не знают, зеленые еще совсем. Но кивнули — насупленные каски качнулись вниз — уверенно. Пальцы сжимают автоматы — костяшки побелели.
Мы пошли с ним в лагерь. Я, истекая потом в своей спецухе, и он, ловя легкий ветерок широченными рукавами, вытертыми на сгибах.
Несмотря на общий академический порядок тут уже угадывались следы грядущего запустения. Эвакуация, что уж говорить. Вон за углом жилого домика валяется распавшаяся картонная коробка, из которой вываливаются какие-то книги. На чахлом кусте повисла связанная шнурками пара истоптанных кроссовок с дыркой на носке. Приоткрытая дверь жилого домика, за которой виден угол какого-то агрегата домашнего свойства — не то холодильник, не то стиральная машина. Зацепившийся за провод рваный полиэтиленовый пакет ядовито-зеленого цвета. Разбитый автомобильный аккумулятор рядом со стоянкой. Безмолвные приметы бегства, которое еще не закончилось. И люди, выглядывающие из окон и выходящие на улицу. Чувствуется, что я для них, как цирковой медведь — диковинка. И незаданные вопросы на лицах. На грани отчаяния. Я это понимаю, вижу, проходил.
