- На земле очень много смертных, - уже спокойно и раздумчиво проговорил Посейдон. - Даже Урания вряд ли сочтет их - собьется. Многие из них некрасивы и хромы, как ты. И, как ты, искусны в ремеслах... Если тебе надоело бессмертие - так и скажи. На Олимпе незаменимых нет - кроме тех, кто всегда помнит об этом... Не дай тебе Демодок, - Посейдон усмехнулся, проверить на себе это правило...
Окиал с удивлением посмотрел на певца и заметил, что не он один удивлен. Песня уже не оказывала своего волшебного действия на слушателей: боги не вставали перед глазами во всем своем блеске и гневе, они вихлялись плоскими дергаными тенями, пещера Гефеста померкла и расплылась, куда-то пропал, как и не был, забытый аэдом золотолобый слуга. Аэд подолгу шевелил губами и морщился перед каждой новой строкой гекзаметра, но слова были просто словами (далеко не всегда внятными), а мелодия - просто мелодией.
Что-то мешало им вновь обрести свою силу, что-то вклинивалось в них, рвя и корежа ритм, и Окиал не сразу понял, что это "что-то" исходит из металлического ежа. В нем скрежетало, хрипело и отрывисто сипло попискивало, а потом густой металлический голос произнес: "Мужская логика, Юрий Глебович". - И еще более низкий, на почти неслышных басах: "От Надежды Мироновны слышу".
Аэд выронил лиру, и она жалобно зазвенела, ударившись о скамью. Он повернулся к Окиалу, слепо вытянул руки, шагнул и чуть не упал, споткнувшись о свой инструмент. Окиал поспешно вскочил, уступая дорогу и одновременно заслоняя ежа от кормовых гребцов, которые тянули шеи и тоже прислушивались, но пока еще сидели на месте.
- Я так и знал, - бормотал аэд, слепо ощупывая руками металлические штыри. - Я так и думал... Один непредвзятый ум, всего лишь один... Ну, два - ты и твой ученик...
В еже щелкнуло, пропали скрежет и хрип, и неожиданно чистый баритон воззвал, словно стараясь докричаться через много стадий: "Восемнадцатый бэ! Алло, восемнадцатый бэ! Есть там кто-нибудь?"
- Есть! Это я! - закричал аэд помолодевшим голосом. - Это ты, Юра? Командор!
"Ну, вот видишь? - обрадованно сказал баритон. - Это кто-то из наших... Восемнадцатый бэ, кто ты?"
- Это я, командор! Я, Демодок... То есть, Дима...
"Держись возле маяка, Дима! Сейчас я врублю хрр-р-р..."
Голос, грубея, перешел на немыслимые басы, затем, произнеся почти нормальным тоном: "...стоп!" и "Держись возле...", сдвинулся в писк и, резанув по ушам, пропал. Окиал изо всех сил сдерживал напиравшую толпу, что-то орал с кормы Акроней, судно, накренившись на левый борт, чуть не зачерпнуло волну и, продолжая некоторое время крениться, застыло в неестественном положении. Не меньше двадцати гребцов навалились на Окиала сзади, а он, разведя руки и упираясь ногами в палубу, держал их. Напор становился слабее, наконец пропал, но Окиал не мог не только оглянуться он не мог шевельнуть ни единым мускулом, даже моргнуть не мог. Аэд суетился возле ежа, перехватывая штыри, руки его мелькали так быстро, что их не стало видно, аэда трясло, он расплывался мутным грязно-белым пятном, что-то сверкающее и длинное упало с неба и тут же унеслось прочь, обратно, а потом все двадцать с лишним человек навалились на Окиала, и он вытянул руки вперед, чтобы не упасть грудью на штыри, грохнулся на голые доски палубы, и всю толпу накрыло волной. "А Навболита здесь нет, - спокойно подумал он, ускользая в небытие. - Это хорошо, что его здесь нет, это я молодец..."
Очнувшись, он обнаружил себя лежащим навзничь на палубе, увидел над собой неподвижный Перст в неподвижных, заклиненных рамках, услышал мерный скрип уключин и мерное, в такт, пощелкиванье Акронеева бича. Плавание продолжалось. Учитель убрал с его лба мокрую тряпку, Окиал приподнял голову, оперся на локти и сел. Гребцы (хмурые, со свежими рубцами на плечах и на лицах) работали молча, Акроней прохаживался между ними, пощелкивая и тоже хмурясь. Обломок мачты торчал посреди палубы. Аэда не было на корабле, и ежа его тоже не было, лишь крепившие его найтовы валялись у борта.
- Где он? - спросил Окиал.
- Ушел в свой мир, - непонятно ответил учитель и улыбнулся. - И тебе, мой мальчик, тоже надо уйти в свой мир, на Андикиферу. А мне в свой. Ты здесь бессилен, а я там - бесполезен. Уже бесполезен.
- Не понимаю, - сказал Окиал. - Но тебе виднее, учитель.
- Да, - согласился Тоон. - Мне виднее. Но все же там, на Андикифере, постарайся не употреблять эту формулу. Никогда. Постарайтесь жить без богов...
- Земля!
- Посейдон!
Эти два возгласа раздались почти одновременно. Окиал понял, что подспудно давно ожидал одного из них, и вскочил на ноги. Заболели измятые в свалке мышцы на спине и груди, резануло в правой коленке. Он пошевелил пальцами, нащупывая в воздухе рукоять своего меча. Нет, надо что-то другое...
Учитель тоже отреагировал быстро - но очень странно. Он встал на колени, в упор глянул в прозрачные водянистые глаза бога и покорно опустил голову.
- Уходи, Окиал, - шепнул он. - Прыгай за борт, мой мальчик. Не думай о нем - и он не заметит тебя. Не думай о нем, ты ведь умеешь...
Окиал не слушал его. Он наконец сообразил, что ему нужно, сжал дротик и швырнул его прямо в переносицу бога.
"Мал!" - с сожалением подумал он, когда Посейдон, взревев, выдернул дротик и, почти не целясь, послал обратно. Окиал увернулся и, закричав от усилия, бросил громадное - в два своих роста - копье с тяжелым зазубренным наконечником. Гребцы лежали ниц, побросав весла, и даже Акроней, выронив бич, медленно подгибал колени, повторяя позу учителя. Копье пробило голову бога насквозь, и Посейдон, обливаясь кровью и хрипло рыча, вслепую занес над кораблем тяжелую длань.
"Гефест... Где ты, дружище?" - подумалось вдруг Окиалу, и он удивился, потому что никогда прежде не думал о богах с такой теплотой и... надеждой? жалостью?
- Я всего лишь бог, - услышал он отчетливый голос Гефеста, словно тот был не на далеком Олимпе, а рядом. - Я - ничто без таких, как ты. Но ведь ты не единственный. Вас много...
И это было последнее, что Окиал слышал.
...могучий земли колебатель
В Схерию, где обитая феакийский народ, устремился
Ждать корабля. И корабль, обтекатель морей, приближался
Быстро. К нему подошед, колебатель земли во мгновенье
В камень его обратил и ударом ладони к морскому
Дну основанием крепко притиснул; потом удалился.
(Гомер. Одиссея, песнь тринадцатая.)
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. НЕТ БОГА, КРОМЕ...
Читатель ждет уж рифмы розы...
А.Пушкин
МИР БЕЗ ВЛАСТИ
- Вот так здесь появляются острова... Ты все успела записать?
- Все. А ты?
- И я успел. Дома сравним?
- Там видно будет. Маяк оставь.
- Я помню. Который на очереди?
- Эс-пятый.
- Сто двенадцать-эс-пять... Пошел. Куда опустим?
