Хагел хорошо знал, как это случилось. Знал и потому чертовски не хотел вновь встречаться с Консулом. Но… приказ есть приказ. И вот уже одиннадцать тысяч минут семь земных крейсеров ползали у границ пространства тритонов. Зачем? Руднев отмалчивался. Он чего-то ждал, спокойно разглядывая саакские крейсера.
Вдруг Консул неопределенно хмыкнул, ткнул пальцем в засечку линкора.
— Там нет Посланника. Это пустышка.
Хагел помедлил мгновение и взревел:
— Алая тревога!
Тактики набросили на лица экраны и вцепились в управляющие доски. Рубка мягко качнулась в объятиях противоинерционной системы. Земные корабли окутались дрожащим ярко-желтым сиянием защитных полей. Венок одуванчиков, да и только. Жаль, некому оценить.
— Наши действия? — повернулся к Рудневу Хагел.
— Атаковать.
Миг адмирал молчал, затем отдал приказ. Безумец, просто безумец! Он хочет второго Коктебеля?!
Земные крейсера рванулись в стороны, образуя атакующую полусферу.
На экране бесновался тритон.
— Хор-р-р-рль! Вор-р-р-рль! Тхор-р-р-рль! — рычал шторм-адмирал.
В этот миг один из крейсеров саакасов вздрогнул и двинулся влево, ломая строй. Тактического смысла в этом не было никакого. Хагел прищурился. Неисправность? Ошибка пилота? В такой момент?
На спине шторм-адмирала встала дыбом редкая синеватая щетина. Он сбавил тон:
— Мы-лен… Мы-я… Нет атака! Есть Посланник. Не здесь!
От волнения он растерял все свое знание террана.
— Приказ? — полувопросительно бросил Хагел.
— Отмените атаку, — Руднев, как обычно, улыбался. — Временно.
Шторм-адмирал забулькал, зарычал. Поза явно была угрожающей. Хагел не смог вспомнить ее название, но ладони повлажнели. Тритон все еще ждал боя. А восемнадцать крейсеров и линкор раскатают землян в тонкий блин меньше чем за тысячу секунд…
— Мы не терпим лжи. Вы это знаете, — холодно произнес Руднев. — На вашем корабле должен быть Посланник Мелководья Саака. Его нет. Где он?
Саакас умолк. Вторая пара лап разошлась в стороны, образуя позу Вода-и-Честь. Он коротко рявкнул. Посол покачал головой:
— Я жду Достойного Лхарраль-Марра. Остальные мне без надобности.
Еще порция рычания с экрана. Руднев скривился, но согласно кивнул:
— Хорошо, мы ждем еще четыреста секунд.
Не успел он договорить, как пространство за кораблями Саака дрогнуло. На мгновение экраны ослепило бледно-фиолетовой вспышкой. Из клубка ярко-синих светящихся нитей медленно выполз длинный черный силуэт.
Корабль Посланника.
Лазурная не могла похвастаться большой семьей.
Две молодые и шустрые дочки-планеты, солидный сын — газовый гигант, неторопливо плывущий вокруг матери, и непоседливый малыш — пояс астероидов, беззаботно раскатавший по эклиптике свои игрушки: астероиды, ледяные глыбы и прочую мелочь.
Лазурная была совсем молода по меркам звезд, куда моложе Солнца.
Однажды у гиганта вынырнула шустрая стальная блоха, проскакала по системе, погостила недолго у каждой из планет. Побродила в задумчивости вокруг и ускользнула в межпространственную щель.
Лазурная вновь осталась одна.
Ненадолго.
За железной блохой приползли железные же рыбы. Они грубо проламывали пространство, выбираясь из разрывов живой ткани вселенной. В их брюхах ждала своего часа стальная икра. И час настал. Огромные глыбы из стали и титана рыскали по системе. Останавливались то тут, то там. Метали икру.
Мир вокруг Лазурной менялся. Люди обживали вторую от Лазурной планету, назвали ее Смеяна. Понастроили городов, провели дороги, рассадили кусты и деревья. Разбили парки, прокопали широкие каналы, спрямили очертания берегов внутреннего моря на одном из материков Смеяны. Стальные рыбы уползли, оставив строительный мусор и сотни спутников на высоких орбитах. Большую часть мусора за собой, однако, убрали.
Чуть позже появилось несколько небольших, но быстрых кораблей. Если прежние напоминали китов, то эти — акул или щук. Щуки покрутились вокруг планеты, сбросили десяток боевых станций и ушли.
И совсем недавно пространство разорвали сразу три титанических корабля. Два направились к планете и принялись засевать ее маковыми зернами шаттлов. Третий гигант, самый огромный — ворох стальных жгутов и лент, мешанина цилиндров и кубов, — черепахой пополз к Лазурной. Дополз и встал на прикол с противоположной стороны.
Гигант носил страшное имя. Звездный Палач.
Внутри наливалось пронзительной белизной крохотное, но яркое солнце. Оно ждало своего часа.
Дождалось.
На огромном обзорном экране тянулись яркие полосы. Красные, оранжевые, фиолетовые, белые… Отсюда, из гипера, звезды выглядели именно так. Не ошибка компьютеров, не наваждение — здесь звезды были лентами, нитями, которые можно смотать в клубок, соткать холст. Нашелся бы только умелый ткач.
Изредка ленты принимались танцевать, свиваясь в удивительные узоры, нити рвались и вновь соединялись, а тьму пространства заливал свет. В этот миг корабль выходил из гипера, прорывая плоть вселенной.
Лхарраль-Марра отвернулся от экрана: жаркие всполохи неприятно напоминали о пекле Огненных Полей на Благословенной. Помассировал горловой мешок и пробулькал:
— Я слышал, что корабли людей быстры. Вижу, что это так.
— Есть расы с кораблями быстрее наших, — отозвался Руднев, — Например, алкры.
— Вы слишком быстры. Неудивительно, что ваши колонии разбросаны так далеко от центрального мира. Но сейчас вы слишком медлите. Я до сих пор не знаю, куда мы летим.
Руднев нахмурился.
— Терпение, Посланник. Вскоре вы сами все поймете.
— Вскоре? Прошло шестьсот тысяч секунд! Мне надоели ваши отговорки, Консул.
— Очень скоро, Достойный Лхарраль-Марра!
Тритон пожал вторыми плечами. Почти человеческий жест.
— Воды!
Помощник принес гибкий цилиндр с зеленоватой водой. Посланник жадно напился. Взглянул в сторону экрана, на котором разноцветный ураган превратился в мелкий дождь.
Вздрогнул (Огненные Поля!), но заставил себя смотреть. Молча, не отрываясь. До тех пор, пока тьма космоса не объяла простор. Корабль выскользнул в обычное пространство.
Руднев вздохнул:
— Мы на месте, Достойный.
Тритон неопределенно булькнул. Добавил на терране:
— Не ждал, что ваши слова окажутся правдой. Действительно быстро.
Консул на миг побледнел.
— Мы не лжем, Достойный Лхарраль-Марра.
— Но вы знаете это слово… — протянул Посланник. — Одно из самых простых в вашем языке.
— Да.
— Значит, это древнее понятие. И очень старое слово. Ложь хорошо знакома вам.
