Риторические вопросы, конечно. Вселенная полна кошмаров.
Просто Ракши он сотворил сам.
***
Меж тем из Дэна охотник вышел плохой.
Порция, разумеется, была не настолько заметной мишенью, как он сам. Брюкс не мог существовать за счет термальной энергии атомов в переборке, вибрирующих при комнатной температуре; не мог распластаться, как бумага, и обернуться вокруг водопроводной трубы, замаскировав самый жалкий тепловой след. Брюкс думал про альбедо и спектрограммы, задался вопросом, не сможет ли зонд, построенный на очень коротких волнах, уловить дифракционные решетки, с помощью которых Порция разговаривала – возможно, она использовала их и для камуфляжа, – даже собрал импровизированные детекторы, но те ничего не показали. Это, правда, ни черта не значило. Возможно, Порция пряталась в бесконечном фрактальном лабиринте „Венца“ из дыр и закутков, слишком маленьких для ботов и людей.
Дэн почти не сомневался, что если плесень решит атаковать, то обязательно чем‑нибудь себя выдаст: тепловой сигнатурой, служившей аналогом мускулов, накапливающих заряд; перераспределением массы, достаточной для конструирования придатка по заданному набору координат. А вот функционировать она могла и в постбиологическом исходном состоянии: грубая масса реального субстрата передавала еле уловимую энергию в сверхпроводниковый интеллект мимикрирующего вещества. Если вычисления Двухпалатников были верны, в таком режиме она могла думать, планировать и прятаться вечно.
Чем меньше Дэн находил, тем сильнее боялся. Что‑то совсем рядом наблюдало за ним, он нутром чуял чужой взгляд.
– Корабль слишком шумный, – признался Брюкс Сенгупте. – Термически, аллометрически. Порция может быть где угодно, повсюду. Как нам узнать наверняка?
– Не может.
– Почему ты так уверена? Это же ты предупредила меня тогда…
– Я думала что она пролезла на корабль это да. Но повсюду плесень проникнуть не могла все не покрыла. Нас она не поглотила.
– Откуда ты знаешь?
– Порция хотела чтобы мы остались на „Икаре“. Она не стала бы нас останавливать если бы уже забралась внутрь. Значит она не может быть повсюду.
Брюкс задумался:
– Она все равно может быть где угодно.
– Ага. Но всех ей не захватить. Тут в любом случае лишь ее малая часть. Потерянная и одинокая.
В ее голосе послышалось что‑то похожее на сочувствие.
– А почему нет‑то? – спросила она, хотя Дэн ничего не говорил. – Мы‑то знаем каково это.
***
Он пролетел по центру хребта, проложил курс по огромной вращающейся чаше южного полушария, вверх, сквозь кроличью нору по правому борту с зеркальным шаром, мерцающим слева: Дэниэл Брюкс, непревзойденный паразит, наконец‑то чувствовавший себя в невесомых кишках „Тернового венца“ как дома.
– Я трижды проверил цифры и не думаю, что Порция…
Он замер. Его собственное лицо смотрело сверху, занимая половину небосвода.
„Твою мать“.
Сенгупта парила где‑то сбоку мутным пятном из движения и цвета, которое Брюкс, скорее, чувствовал, чем видел. Надо было лишь повернуть голову…
„Она знает, знает, знает…“
– Я нашла этого урода, – сказала Ракши. В ее голосе слышались триумф и кровожадное обещание расплаты. Дэн не отваживался смотреть ей в лицо. Просто уставился на обвиняющий портрет над головой, на всю свою личную и профессиональную жизнь, скользившую по небосводу, огромную, как целый зодиак: стенограммы, публикации, домашние адреса, взошедшая на Небеса Рона и, господи боже, даже абонемент в бассейн с третьего класса.
– Это он. Этот ублюдок убил мою… убил семь тысяч четыреста восемьдесят два человека. Дэниэл. Брюкс.
В каком‑то жутком ошеломлении он вдруг понял, что она сейчас говорит не как Ракши Сенгупта, а как кто‑то другой. Совсем другой.
– Я сказала что найду его. И нашла. Он. Здесь.
„Она говорит словно Шива Разрушитель“.
Брюкс парил в воздухе, будто отъявленный уголовник, ожидая последнего удара.
– И теперь когда я знаю кто он, – продолжила Шива, – я переживу эту тварь на корпусе и тварь поселившуюся в башке полковника. Я доберусь до Земли и там выслежу эту мразь и заставлю его пожалеть что он появился на свет.
„Минуту…“
Дэн с трудом прогнал охвативший его паралич. Повернул голову. Пилот, друг, Немезида предстала перед глазами ясно и четко. По ее лицу, поднятому к небесам, ползли сверкающие отражения его собственного проклятия.
Ракши удостоила Дэна мимолетным взглядом: сейчас ее улыбка могла составить конкуренцию оскалу Валери.
– Не хочешь со мной поучаствовать?
„Она что, играет? Это уже совсем…“
– Э, Ракши… – Он закашлялся и прочистил горло, в котором мгновенно стало суше, чем в Прайнвилле. Попытался снова: – Я не знаю…
Она оборвала его, подняв руку:
– Понимаю понимаю. Приоритеты. Цыплят по осени считают и все такое. У нас есть дела поважнее. Но у меня парочку друзей пристрелили штурмовики только за то что они взломали дневник сенатора а у этой сволочи за душой четырехзначное число трупов и те же самые штурмовики его защищают понимаешь о чем я? Так что да вампиры инопланетная плесень вся планета трещит по швам и с этим я ничего не могу поделать, – Уставившись в пол, она ткнула пальцем в небо. – А вот с этим могу.
„Ты не знаешь, кто я. Я стою прямо перед тобой, ты профильтровала всю мою жизнь, но не можешь сложить два и два. Как? Ну как?“
– Надо внести хоть какое‑то равновесие в социальное уравнение.
„Может, все дело в зрительном контакте, – на грани истерики Брюкс чуть не захихикал. – Может, она ни разу не посмотрела на меня в реальности…“
– Нигде вообще нигде нет социальной справедливости если только сам не возьмешь все в свои руки.
„Ничего себе, – Брюкс даже сумел удивиться. – Джим и его перпендикулярные сети. Они тебя раскусили.
Почему ты не можешь раскусить меня?“
***
– Что они с ней сделали? Почему она меня не узнает?
– Сделали?.. – Мур покачал головой, даже улыбнулся криво. Правда, глаза остались такими же равнодушными. – Они ничего не делали, сынок. Никто ничего не делает, мы об этом уже…
Свет в форпике всегда был приглушен – так Мур лучше видел картинки в своей голове. Он походил на еле заметную получеловеческую форму, прятавшуюся в полутьме: одна рука рисовали круги в воздухе, другие конечности обвили стропила. Словно „Венец“ встраивал его в собственный скелет, и полковник превратился в дегенеративного паразитического удильщика, сливающегося в брачных судорогах со своей чудовищной самкой. Вокруг Джима саваном висел запах застарелого пота и феромонов.
