— Мистер Дрэйпер, — сказал судья Херрингтон, — вас, по‑видимому, ввели в заблуждение.
— Я… — начал Дешон, но тут встала Мария Лопес.
— Я согласна, ваша честь, — сказала она, явно очень довольная собой. — У нас на руках имеется свидетельство о смерти Карен Бесарян.
— Это чёртово свидетельство всё меняет, — сказал Малкольм Дрэйпер, расхаживая туда‑сюда — даже мнемосканы любят это делать, когда думают. Мы вернулись в зал заседаний в доме Карен. — Оно возлагает на нас всё бремя доказательства того, что Карен на самом деле жива.
Карен сняла пиджак своего костюма; не то чтобы ей могло стать жарко — полагаю, это тоже была привычка, пережившая мнемоскан. Она сидела по правую руку от меня, Дешон — по левую. Она мрачно кивнула.
— Но, по крайней мере, судья Херрингтон согласился на слушание дела в суде присяжных, — сказал Малкольм, — а я думаю, что нам лучше будет с присяжными, чем без них. — Он замолчал, дойдя до конца своего маршрута, и развернулся.
— Что мы знаем об их адвокате? — спросил я. — Этой Лопес?
Перед Дешоном лежал планшет, но он в него даже не заглянул.
— Мария Тереза Лопес, — сказал он. — Она молода, но весьма хороша. Её специальность — наследственное право, так что у неё могут быть сложности с некоторыми из поднимаемых здесь вопросов, но я в этом сомневаюсь. Она была третьей в свое группе в Гарварде, печаталась в «Law Review» и работала на генерального прокурора Мичигана.
Малкольм кивнул.
— Я давно взял за правило избегать недооценки оппонента.
— Всё это может затянуться очень надолго, — сказал я, — и судья действительно заморозил активы Карен. — Херрингтон заморозил всё, за исключением пятисот тысяч долларов — суммы на базовые нужды по содержанию дома и ведению процесса.
— А мне понадобится больше денег, чем мне оставил судья, верно? — сказала Карен. Она оттопырила свои пластиковые губы, раздумывая, потом сказала: — Ладно, посмотрим, что я с этим смогу сделать. — Она наклонила голову и произнесла в пространство: — Телефон, звонить Эрике. — Потом, уже нам: — Эрика Коул — мой литагент.
— «Эрика Коул и партнёры», — произнёс мужчина‑секретарь, лицо которого заполнило телестену, но прежде чем Карен заговорила, он продолжил: — А, это вы, Карен. Переключаю.
На три секунды экран заполнился заставкой ожидания соединения, потом на нём появилось лицо белой женщины за пятьдесят. Оно всё словно состояло из кругов: круглая голова с круглыми завитками волос и круглые глаза за круглыми очками.
— Привет, Карен, — сказала она. — Что случилось?
— Эрика, это мой друг Джейк Салливан, а эти двое джентльменов — мои адвокаты: Малкольм и Дешон Дрэйперы.
— Малкольм Дрэйпер? — переспросила Эрика. — Тот самый Малкольм Дрэйпер?
Малкольм кивнул.
— Вау, мы обязательно должны поговорить, — сказала Эрика. — У вас уже есть представитель?
— В смысле книг? Нет.
— Нам определённо следует поговорить, — сказала Эрика, решительно кивая.
Карен издала механическое покашливание, и взгляд Эрики тут же переместился на неё.
— Прости.
— Ты ведь знаешь, что я подумываю написать новую книгу? — сказала Карен.
Эрика выжидательно кивнула.
— Так вот, я готова — если предложение будет достаточно щедрым.
— Что ты задумала? Ещё одну книгу о Диномире?
— Да, — сказала Карен.
— Кхм… — сказал Малкольм, — э‑э… простите, что вмешиваюсь, но…
Все посмотрели на него. Он сконфуженно пожал плечами.
— Пока всё это не завершится, — сказал он, — вам не следует пользоваться собственностью, ваши права на которую могут быть оспорены.
В первый раз я увидел, как лицо Карен искажается гневом.
— Что? Диномир — это моя собственность!
— Что происходит? — спросила Эрика.
Дешон и Малкольм потратили несколько минут на то, чтобы рассказать Эрике о том, что сделал Тайлер; Карен в это время, как я видел, едва не дымилась от ярости. Я решил, что не стоит сейчас говорить ей, что даже если дело будет проиграно, ей нужно будет всего лишь подождать семьдесят лет, пока Диномир не станет общественным достоянием; после этого она сможет писать любые сиквелы, какие захочет, и никто не сможет ей в этом помешать.
— Ну, хорошо, — сказала, наконец, Карен. — Это будет книга не о Диномире. Но это будет первая моя книга за пятнадцать лет.
— У тебя есть наброски сюжета? — спросила Эрика. — Пробные главы?
Быть восьмисотфунтовой гориллой очень удобно, в частности, потому, что очень редко приходится напоминать окружающим об этом факте.
— Мне они не нужны, — не колеблясь, заявила Карен
Я бросил взгляд на телестену как раз вовремя, чтобы заметить кивок Эрики.
— Ты права, — сказала она. — Тебе этого не нужно.
— Какой был самый крупный аванс, выплаченный за книгу? — спросила Карен.
— Сто миллионов долларов, — не задумываясь, ответила Эрика. — Барбаре Гейгер, финальную книгу сериала про Лиена.
Карен кивнула.
— У «Сент‑Мартинс» по‑прежнему преимущественное право на мой следующий роман?
— Да, — ответила Эрика.
— Отлично, — сказала Карен. — Свяжись там с Хироши. Дай ему семьдесят два часа на то, чтобы подготовить предварительное предложение на сумму более ста миллионов долларов, иначе ты устраиваешь аукцион. Скажи ему, что мне нужна половина в момент подписания контракта, и я хочу его подписать в течение недели после того, как мы придём к соглашению. Когда получишь чек, я скажу, какие из него производить выплаты от моего имени — но для начала мне нужны деньги на поддержание штанов, так что дай мне сто тысяч наличными.
— Как скоро у тебя будет готова рукопись? — спросила Эрика.
Карен на минуту задумалась.
— Я больше не устаю и не трачу времени на сон. Скажи ему, что рукопись будет через шесть месяцев; он сможет начать продажи к Рождеству 2046‑го.
— У тебя есть рабочее название?
Карен не задумалась ни на секунду.
— Да. Скажи им, что книга называется «Теперь меня ничто не остановит».
Одним из недостатков того, что ведущим адвокатом Карен был Дешон, а не Малкольм, была его потребность во сне. В доме Карен было шесть гостевых спален, и Дешон сейчас давал храпака в одной из них. Малкольм тем временем читал с телестены в зале заседаний судебные прецеденты, а Карен, держа своё слово, удалилась в кабинет делать наброски для будущего романа.
И я остался в гостиной один. Я испытывал её огромное обитое кожей механизированное кресло‑кровать. Мне никогда не нравилась кожаная мебель, когда я был из плоти и крови, потому что от неё я всегда потел, но сейчас у меня такой проблемы не было. Откинувшись на спинку, я упёрся взглядом в серую поверхность выключенного телеэкрана.