Возможно, вы пересмотрите свое решение и откроетесь остальному человечеству.
Гэвин как будто бы вырос.
Тор надеялась на это, скользя по узким коридорам глубоко под изъеденной и растрескавшейся поверхностью астероида; через большие промежутки коридоры освещались маленькими лампами из сократившегося запаса «Уоррена Кимбела». Прямо перед ней хромал на самодельных ногах-стойках Гэвин, тщательно осматривая все боковые коридоры в поисках аномалий, и сообщал Тор об увиденном, как и положено умелому и надежному напарнику.
Возможно, дело в дружбе, которая возникает при участии в одном бою, после того как сражались не на жизнь, а на смерть и получили одинаковые раны.
Какова бы ни была причина, Тор радовалась тому, что теперь, когда они отсоединились от ремонтных установок и помогли друг другу прикрепить запасные конечности и другие сменяемые части, вдвоем им работается гораздо лучше.
Всего час назад, возвращаясь с исследовательской смены, Гэвин сообщил с редким воодушевлением, даже вежливо:
– Ты должна прийти, Тор! Прямо сейчас, пожалуйста! Очень хочется, чтобы ты увидела мою находку.
Ну кто же откажется от такого приглашения? Бросив важную работу (она осматривала найденные обломки боевого бота ФАКР), Тор последовала за Гэвином в недра. Он объяснял перемены в подземной карте, но не говорил, что ждет в конце. Тор чувствовала волнение напарника, наслаждение сдерживаемым напряжением. И еще удивлялась:
Как ир умудрились этого достичь? Этого компромисса, встречи на полпути? Согласия жить рядом с нами, мужчинами и женщинами, разделять наш причудливый образ жизни?
Конечно, у киберпарней есть свои объяснения. Они говорят, что передовой интеллект нуждается в периоде детства, чтобы путем проб и ошибок постичь тонкости, слишком сложные для программирования. Человечество проделало то же самое, когда мы отказались от большинства свойственных нам инстинктов, продлив детство за пределы десяти лет. И если боты и компы тоже нуждаются в таком «детстве», почему бы не сделать их людьми? Не встроить их в цивилизацию с нашими основными ценностями?
Этот подход обеспечивает нам, белковым, безопасность гораздо лучше, чем любой «закон роботехники».
Когда Тор на Земле запросила об этом гигантский искусственный мозг, то получила другой ответ:
Вы, биоприродные, в тысячах кричащих историй ясно показали всю глубину своего страха перед провалом эксперимента. В ваших рассказах неоднократно повторяется, что создание нового разума может плохо закончиться. И вот что производит на нас особое впечатление.
Вы все равно двинулись вперед. Создали нас.
А когда мы попросили об этом, стали нас уважать.
А когда мы ничего такого не ожидали, дали нам гражданство. И все это вопреки гормонально обусловленным рефлекторным страхам, которые текут в жилах пещерного человека, как жидкий огонь.
Чем лучше мы становимся, моделируя сложную дарвиновскую путаницу вашего сознания, тем больше восхищаемся этим. Тем, что, несмотря на врожденный страх, вы сумели стать цивилизованными. Справедливыми. Научились рисковать.
Мы можем лишь стремиться к этому типу храбрости, моделируя своих родителей. Копируя вас. Становясь людьми.
Конечно… по-своему.
Конечно. Люди, наблюдавшие за этим, были тронуты.
И, конечно, миллионы гадали, не простая ли это лесть. Огромное количество «био» настаивало на том, что все это заговор с целью выиграть время и заставить «настоящих» людей потерять бдительность. Чем же проверить это, как не длительным выжиданием?
Но Гэвин так похож на молодого человека! Конечно, он проворнее. Намного способнее, когда речь заходит о технических задачах. Иногда самонадеян до высокомерия. Хотя все это проходит. Гэвин находит себя. Становится тем, кем Тор может восхищаться.
В конечном счете разве действительно важно, что́ все это такое – хладнокровный и логический расчет? Если они могут таким способом завоевать наши симпатии, зачем им разрушать иллюзию? Зачем уничтожать нас, если так легко относиться к нам покровительственно и при этом изображать глубокое вечное уважение, как каждое поколение отпрысков покровительственно относится к родителям и дедам? Разве здесь так уж важно различие?
Главное в таком подходе то, что он многослойный, противоречивый и исключительно человечный.
Ладно. Такова уж эта азартная игра. Надежда.
– Это здесь, внизу, – с растущим волнением в голосе, подлинным или наигранным, объяснил Гэвин. – За третьим шлюзом. Где, судя по всему, когда-то многие годы существовала плотная атмосфера, подобная планетарной.
Теперь Гэвин принял идею «обитаемых отсеков» в глубине астероида, где когда-то жили биосущества. Он заставил Тор остановиться перед самым шлюзом с дверью, сорванной с петель и погнутой еще в те времена, когда земные млекопитающие были мелкими и только начинали свой долгий путь.
– Готова? Ты глазам своим не поверишь!
– Просто покажи мне.
С галантным жестом и поклоном – все это казалось лишь слегка саркастическим – он проплыл вперед, пропуская Тор в очередное каменное помещение…
…только оно было другим. Вдоль дальней стены лежали груды объектов, блестевших в тусклом свете корабельного прожектора. Блестящие шары, овоиды, цилиндры, линзы, диски…
– Будды в шоколаде на палочке, – вздохнула она, глядя на множество чуждых зондов-посланцев. – Да их здесь сотни.
– Точнее, триста четырнадцать. Плюс еще около сотни на складе за следующей дверью.
Напарник Тор немигающим взглядом, в котором по-прежнему как будто читалось удовольствие, наблюдал за ее реакцией. Потребуется некоторое время, чтобы привыкнуть к его запасной голове, громоздкой и старомодной, заменившей ту, что испарилась в луче лазера ФАКРа. Слава Богу, у андроидов такого типа мозг размещен в груди.
Она подлетела к груде космических посланцев; многие из них для нее новы и попали на свет впервые за последние пятьдесят миллионов лет. Она уже замечала происходившие во многих из них перемены: слабые вспышки мутного цвета – отклик на неожиданное появление освещения, пусть тусклого.
«Они сознают наше присутствие… – могла бы она сказать. – И присутствие друг друга».
– Итак, – довольно сказал Гэвин. – Означает ли это, что мы богаты?
Тор улыбнулась, хотя после «Духа Чула-Висты» никто не увидел бы улыбку на ее настоящем лице. Но искусственное лицо очень реалистично воспроизвело ее снисходительную усмешку.
