Он швырнул грязную посуду в мусоропровод и вскричал:
– На тахоргов! Украсим кабинет Пэл Минчин – Ричмонд, семнадцать-семнадцать-семь – черепом тахорга!
И он спел:
Пусть тахорги в страхе воют,
Издавая визг и писк!
Ведь на них идет войною
Структуральнейший лингвист!
– Теперь так, – сказал Вадим. – Где радиофон? – Он набрал номер. – Антон? Как дела?
– Стою в очереди, – ответил Антон.
– Что ты говоришь? И все на Пандору?
– Многие. И кто-то распространяет слух, что охота на тахоргов скоро будет запрещена.
– Но мы-то успеем?
Антон некоторое время молчал.
– Успеем, – сказал он.
– А девушки там рядом есть?
– Как не быть…
– А они тоже успеют?
– Сейчас спрошу… Они говорят, что успеют.
– Передай им привет от знакомого структурального лингвиста шести футов росту, с благородной осанкой… Слушай, Антон, что я хотел тебе сказать? Да! Привези, пожалуйста, дяде Саше скальпель. И пару «БЭ-6». И заодно «БЭ-7».
– И заодно новый вертолет, – сказал Антон. – Что этот старец сделал со своим скальпелем?
– Ну как ты думаешь, что можно сделать со скальпелем?
– Не знаю, – сказал Антон, подумав. – Скальпель – это вещь на века. Как Баальбекская платформа.
– Он уронил его в желудок своему «колибри».
В радиофоне захихикало несколько голосов. Очередь развлекалась.
– Ладно уж, – сказал Антон. – Жди, я скоро буду. Будь моим суперкарго и начинай погрузку.
Вадим сунул радиофон в карман и прикинул через три комнаты расстояние до выхода.
– Дух ног слаб, – процитировал он, – рук мощь зла!
Он встал на руки и живо побежал к выходу. На крыльце он сделал сальто и с криком «У-ух!» упал на четвереньки в траву перед крыльцом. Поднявшись и почистив руки, он произнес с выражением:
На войне и на дуэли
Получает первый приз —
Символ счастья и веселья —
Структуральнейший лингвист.
Затем он неторопливо отправился в аллею, где были свалены тюки и ящики. Груза было довольно много. Надо было везти с собой оружие, боеприпасы, запас пищи, одежду – отдельно для охоты и отдельно, чтобы посетить знаменитое кафе «Охотник» на плоской вершине Эверины, где между столиками вольно гуляет пряный ветер, а под обрывом на трехсотметровой глубине громоздятся, подобно грозовым тучам, непроходимые черные заросли; где исполосованные колючками охотники с хохотом осушают пузатые фляги «Крови тахорга» и вывихивают себе плечи в тщетных попытках показать, какой череп они могли бы добыть, если бы знали, с какой стороны у карабина приклад; где в темно-зеленых сумерках пары скользят на усталых ногах в «Светлом ритме», а над хребтом Смелых поднимаются в беззвездное небо зыбкие сплющенные луны.
Вадим присел на корточки спиной к самому тяжелому ящику, приладился и рывком поднял ящик на плечи. В ящике было оружие – три автоматических карабина с прицелами для стрельбы в тумане и шесть сотен патронов в плоских пластмассовых обоймах. Пружиня при каждом шаге, Вадим понес ящик через сад к «Кораблю». Он зашел со стороны приемника и пнул ногой в борт. Мембрана, затягивавшая овальный люк, лопнула, и Вадим свалил ящик в темноту, из которой пахнуло холодом.
Вадим пошел обратно, обрывая на ходу с кустов громадные ягоды какого-то гибрида. И каждый куст сбрасывал на него заряд холодного крупного дождя.
Надо взять не меньше пяти тахоргов, думал он. Один череп для Пэл Минчин Ричмондской. Пусть знает, что я хороший парень. Один череп маме. Мама череп не возьмет, она человек серьезный, и тогда я подарю этот череп первой девушке, которая пройдет мимо меня на углу Невского и Садовой после десяти утра. Третьим черепом я брошу в Самсона, чтобы умерить его скепсис: он странно вел себя у Нели, когда я рассказывал ей о последнем походе на Пандору. Четвертый череп – Нели, чтобы она верила мне, а не Самсону. А пятый череп я повешу над стереовизором. Он с наслаждением представил себе, как отлично будет выглядеть хорошенькая дикторша под оскаленным черепом чудовища.
Он перенес на «Корабль» четыре больших ящика с живым мясом, восемь ящиков с овощами и фруктами, два мягких тюка с одеждой и еще один большой ящик с подарками для старожилов и с корявой надписью: «Шкатулка для Пандоры».
Где-то за тучами солнце поднималось все выше и выше, становилось жарко. Все вокруг высыхало. Лягушки попрятались в траву. В пустых коттеджах с шелестом распахивались стены. Дядя Саша повесил гамак и разлегся возле своего «колибри» с газетой. Вадим кончил перетаскивать груз и пристроился к кусту крыжовника.
– Итак, вы улетаете, – сказал дядя Саша.
– Угу.
– На Пандору улетаете?
– Ага.
– Вот тут пишут, что заповедник собираются закрыть. На несколько лет.
– Ничего, дядя Саша, – сказал Вадим. – Успеем.
Дядя Саша помолчал и сказал негромко:
– Мне здесь очень скучно будет одному.
Вадим перестал жевать.
– Так мы же вернемся, дядя Саша! Через месяц.
– Все равно. Я на этот месяц вернусь в город. Что я здесь один буду делать в пяти коттеджах? – Он посмотрел на вертолет. – С этим дурачком. Полуживым.
В небе послышалось негромкое фырканье.
– Вон еще один летит, – сказал дядя Саша.
Вадим задрал голову. Невысоко над поселком медленно выписывал восьмерку ярко-красный «рамфоринх». На тощем брюхе четко выделялся белый номер.
– Так-то я тоже могу, – сказал дядя Саша. – А вот вы, голубчик, спикируйте винтом, и чтобы не боком и не в пруд, а рядом…
«Рамфоринх» улетел. На бетонной дорожке за садом послышалось сопение машины.
– В нашем поселке становится оживленно, – сказал дядя Саша. – Движение как на Невском.
– Это Антон! – Вадим вскочил и побежал к «Кораблю».
Антон загонял машину в гараж. Выйдя из гаража, он рассеянно сказал:
– Все в порядке, Димка. Штурманскую книгу я зарегистрировал, «добро» получил…
– Но? – спросил проницательный Вадим.
– Что – но?
– Я отчетливо слышу в твоей речи «но».
Антон сказал неохотно:
– Я заезжал к Галке. Она не поедет.
– Из-за меня?
– Нет. – Антон помолчал. – Из-за меня.
– М-да, – глубокомысленно сказал Вадим.
Антон спросил:
– А как у нас с погрузкой, суперкарго?
– Все в порядке, шкип. Можно стартовать.
– А как у нас в доме? Прибрано ли?
– В чьем доме?
– Например, в моем?
– Нет, шкип. Виноват, шкип. Я только что кончил грузить, шкип.
Низко над крышами снова пролетел красный «рамфоринх». Антон поглядел.
– Что за притча? – удивился он. – Опять ЦЩ-268. По-моему, я стал объектом пристального внимания. Этот красный «рамфоринх» с бортовым номером ЦЩ-268 гонится за мной с Дворцовой площади.