В следующую секунду корабль тряхнуло, мальчишку бросило в угол. Совершенно автоматически я ухватился за настенные фиксаторы. Пол медленно вздыбился, превращаясь в стену, и снова встал на место. Грибной суп, бифштекс и апельсиновый сок смешались на моей рубашке в невиданную кулинарами кашу. Я попытался отряхнуться, потом посмотрел на Дэниэля. Он сидел в углу, держа на весу правую ладонь. Рука у него была в крови.
— Дэнни!
В полной растерянности я наклонился над ним.
— Что случилось?
— Бокал разбился… — Он беззвучно плакал. — Этот чертов бокал разбился. Я так и думал, когда падал, что порежусь…
— Но это невозможно… На корабле нет бьющейся посуды!
Он лишь всхлипнул, и я пришел в себя. Промыл ему руку, осмотрел порезы — они оказались неглубокими, перебинтовал. Дэниэль как-то весь обмяк, у него разболелась голова. Я помог ему дойти до каюты, затем вернулся в столовую. На полу действительно лежали остатки бокала. Что за чушь? Я взял один из осколков, подсунул под ножку стола, надавил… С таким же успехом можно ломать кусок резины. Этот сорт стекла просто гнется от удара.
Я постоял, глядя на суетящегося киберуборщика. Потом открыл холодильник. Надо накормить Дэнни, да и мне хотелось есть…
К вечеру Дэниэль стал таким, как обычно. Хотя нет. Он стал таким, как в первый день на «Антаресе». Робко улыбнулся мне и попросил сыграть с ним в шахматы. Почему-то я не захотел отказываться. Наверное, мне стало его жалко.
Играл он плохо. Похоже, основными его партнерами были киберпрограммы, а это всегда накладывает отпечаток на манеру игры. Я легко выиграл первую партию, а вторую, презирая себя за слюнтяйство, откровенно отдал. Но Дэниэль этого не понял. Собирая фигуры, он прямо-таки светился от радости. Глядя на него, и я начал улыбаться. И что в нем нашли люди Службы? Обычный пацан, ничего примечательного… Зря я так жестко за него взялся…
Дэниэль убрал шахматы и нерешительно посмотрел на меня. Ему явно хотелось что-то спросить.
— О чем задумался, Дэнни? — не выдержал я.
— Этот толчок… Отчего он случился?
Я пожал плечами:
— Здесь полно метеоритов. Корабль совершил маневр, вот и все.
— А это опасно?
— Ну, если даст по реактору… В лучшем случае потеряем ход, в худшем…
— И это может случиться?
— В любой момент, — со вздохом сказал я. Разумеется, здорово преувеличивая. Защитные поля в состоянии отклонить большую часть метеоритов. Но Дэниэль принял мои слова всерьез. Он о чем-то задумался. А я не удержался и спросил:
— Дэниэль, почему тебя отправили на Землю? Он скорчил смешную гримасу:
— Я не знаю.
Наверное, это было правдой. Я не успел подумать. Мигнув, погасло освещение, и одновременно на корабль обрушился удар, в сравнении с которым дневной толчок был абсолютно безобидным. Меня подбросило, и что-то огромное и плоское ударило по спине. Я еще успел сообразить, что это потолок, и потерял сознание…
Лампы светили вполнакала — явно от аварийного генератора. Но даже в таком свете лицо Дэниэля было белым как снег. Не представляю, как он сумел подтащить меня к кондиционеру — хотя гравитация и упала наполовину, его шатало при каждом шаге. Как бы там ни было, струя холодного воздуха привела меня в чувство. Я попытался подмигнуть Дэнни и довольно легко поднялся.
— Воздух есть, гравитация, свет тоже… Значит, ничего страшного. Не реви!
Он действительно расплакался.
— Я боялся, что вы умерли…
— Не совсем.
Я толкнул дверь. В коридоре тоже горел аварийный свет. Что ж, видеофон и терминал я уничтожил, как и полагается по инструкции «зет». Но остался еще робот…
Он по-прежнему заслонял собой закрытый люк. Абсолютно невредимый, как и положено такой машине.
— Стоять!
Без интонаций, без эмоций. Я понимал, что повиноваться мне он не будет. Боевой робот выполняет свою программу, его не переспоришь. Но все-таки…
— Связь с рубкой! Обеспечь связь!
Казалось, выставивший манипуляторы черный шар задумался.
— Невозможно. Связи нет.
— Почему?
— В связи с отсутствием рубки.
— Она разрушена?
— Нет, рубка катапультирована.
Таким же тоном робот мог сообщить температуру воздуха. Нет у роботов эмоций. Но я-то не робот… Моя рука медленно легла на рукоять лайтинга. Довольно оригинальный вид самоубийства — поднять оружие на боевого робота. Но тут я увидел Дэнни. Через секунду я вспомнил и про свой долг. Но остановили меня его глаза…
Пока мы шли к оранжерее, я еще на что-то надеялся. Чисто по привычке. Мне слишком хорошо известно, в каких случаях катапультируют рубку.
Стеклянный купол был залит тусклым багровым светом, пробивающимся откуда-то снаружи. Внутреннее освещение оранжереи не работало, и, казалось, мы стоим в самом обыкновенном лесу и смотрим на заходящее солнце. Только это было не солнце…
Двигательный блок «Антареса», ребристый двадцатиметровый цилиндр с растопыренными стабилизаторами, раскалился уже докрасна.
Я вернулся к Дэниэлю и сел рядом. В куполе было прохладно, журчал дистиллированной водичкой родничок. Дрожащие на листве деревьев красные отсветы казались совсем не страшными. Я не испытывал даже обиды на капитана и навигатора. Если они покинули корабль, значит, шансов заглушить реактор уже не было. Судьба…
— Что это за свет? — вдруг спросил Дэниэль.
— Реактор, — не подумав ответил я.
Дэнни вскинул голову, лицо его напряглось.
— Мы взорвемся?
Я взял его за руку, уверенно заявил:
— Нет, что ты. Мы не взорвемся. Просто полет затягивается.
Не люблю врать. Но сейчас мне придется пробыть лжецом всего две-три минуты. Дэнни, кажется, поверил, расслабился. Его тонкие пальцы доверчиво замерли в моих ладонях. Я закрыл глаза… Лопнет, будто бумажный, титановый кожух, и сжатая полем плазма вырвется наружу. Сейчас… Мною вдруг овладела безумная жажда жизни. Где угодно, как угодно, но жить! Я почувствовал, как люблю этот мир, Землю, звезду Антарес, где родился, корабль «Антарес», на котором летал, девчонку с двенадцатой базы, обещавшую подумать до моего возвращения, офицеров Службы, лотанских солдат, Дэниэля Линка, категорию «зет»…
— Не хочу! Не надо!
Дэнни шарахнулся от моего крика и растянулся на клумбе с цветами. Я открыл глаза, закрыл, открыл снова. В куполе было темно. Реактор заглох.
Корабль, вернее его остатки, продолжал лететь. Куда? Звезды медленно проплывали в овале иллюминатора, сменяли друг друга созвездия — «Антарес» беспорядочно вращался.
Потерял ориентацию не только корабль. Потерял ее и я. Я делал то, что запрещено инструкцией «зет». Я думал.
