Леха слетел с табурета и схватил ледобур.
– Да сиди ты… – буркнул Петро, снова снимая пластмассовую крышку с трехлитровой банки. – Ничего он нам не сделает… Прав не имеет, понял?.. Так, попугает чуток…
Ничего не понимающий Леха вернулся было к столу и тут же шарахнулся вновь, потому что одеяло на окне всколыхнулось.
– Сейчас сбросит… – с содроганием предупредил Петро. Лехин стаканчик он наполнил, однако, не пролив ни капли.
Серое байковое одеяло с треугольными подпалинами от утюга вздувалось, ходило ходуном и наконец сорвалось, повисло на одном гвозде. Лунный свет отчеркнул вертикальные части рамы. Двор за окном лежал, утопленный наполовину в густую тень, из которой торчал остов теплицы с шевелящимися обрывками полиэтилена.
Затем с той стороны над подоконником всплыла треугольная зеленоватая голова на тонкой шее. Алексей ахнул. Выпуклые, как мыльные пузыри, глаза мерцали холодным лунным светом. Две лягушачьи лапы бесшумно зашарили по стеклу.
– Кто это? – выпершил Леха, заслоняясь от видения ледобуром.
– Кто-кто… – недовольно сказал Петро. – Инопланетян!..
– Кто-о?!
– Инопланетян, – повторил Петро еще суровее. – Газет, что ли, не читаешь?
– Слушай, а чего ему надо? – еле выговорил насмерть перепуганный Леха.
– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – простонало уже где-то на чердаке.
Петро передернуло.
– Под покойника, сволочь, работает, – пожаловался он. – Знает, чем достать… Я ж их, покойников, с детства боюсь. – Взболтнул щетинистыми щеками и повернулся к Лехе. – Да ты садись, чего стоять-то?.. Брось ледобур! Брось, говорю… Я вон тоже поначалу с дрыном сидел… – И Петро кивнул на рукоятку черпака в углу.
Во дворе трепыхались посеребренные луной обрывки полиэтилена. Инопланетянина видно не было. Леха бочком подобрался к табуретке и присел, прислонив ледобур к столу. Оглушил залпом стаканчик и, вздрогнув, оглянулся на окно.
– Ты, главное, не бойся, – сипло поучал Петро. – В дом он не войдет, не положено… Я это уже на третий день понял…
– Отдай! – внятно и почти без подвывания потребовал голос.
– Не брал я твою ногу! – заорал Петро в потолок. – Вот привязался, лупоглазый!.. – в сердцах сказал он Лехе. – Уперся, как баран рогом: отдай да отдай…
– А что за нога-то? – шепотом спросил Леха.
– Да подпорку у него кто-то с летающей тарелки свинтил, – нехотя пояснил Петро. – А я как раз мимо проходил – так он, видать, на меня подумал…
– Отдай-й-й!.. – задребезжало в стеклах.
– Ишь как по-нашему чешет!.. – оторопело заметил Леха.
– Научился… – сквозь зубы отвечал ему Петро. – За две-то недели! Только вот матом пока не может – не получается… Давай-ка еще… для храбрости…
– Не отдашь? – с угрозой спросил голос.
Петро заерзал.
– Сейчас кантовать начнет, – не совсем понятно предупредил он. – Ты только это… Ты не двигайся… Это все так – видимость одна… – И, подозрительно поглядев на Леху, переставил со стола на пол наиболее ценную из банок.
Дом крякнул, шевельнулся на фундаменте и вдруг с треском накренился, явно приподнимаемый за угол. Вытаращив глаза, Леха ухватился обеими руками за края столешницы.
На минуту пол замер в крутом наклоне, и было совершенно непонятно, как это они вместе со столом, табуретками, банками, ледобуром и прочим до сих пор не въехали в оказавшуюся под ними печь.
– А потом еще на трубу поставит, – нервно предрек Петро, и действительно – после короткой паузы хата вновь заскрипела и перепрокинулась окончательно. Теперь они сидели вниз головами, пол стал потолком, и пламя свечи тянулось книзу.
– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – проревело чуть ли не над ухом.
– Не вскакивай, слышь! – торопливо говорил Петро. – Это он не хату, это он у нас в голове что-то поворачивает… Ты, главное, сиди… Вскочишь – убьешься…
– Долго еще? – прохрипел Леха. Ему было дурно, желудок подступал к горлу.
– А-а!.. – сказал Петро. – Не нравится? Погоди, он еще сейчас кувыркать начнет…
Леха даже не успел ужаснуться услышанному. Хата кувыркнулась раз, другой… Третьего раза Леха не запомнил.
Очнулся, когда уже все кончилось. Еле разжал пальцы, выпуская столешницу. Петро сидел напротив – бледный, со слезой в страдальчески раскрытых глазах.
– Главное – что? – обессиленно проговорил он. – Главное – не верит, гад!.. Обидно, Леха…
Шмыгнул носом и полез под стол – за банкой. В окне маячило зеленое рыльце инопланетянина. Радужные, похожие на мыльные пузыри глаза с надеждой всматривались в полумрак хаты.
– А ты ее точно не брал? Ну, ногу эту…
Петро засопел.
– Хочешь, перекрещусь? – спросил он и перекрестился.
– Ну так объясни ему…
– Объясни, – сказал Петро.
Леха оглянулся. За окном опять никого не было. Где-то у крыльца еле слышно похрустывал ломкий снежок.
– Слышь, друг… – жалобно позвал Леха. – Ошибка вышла. Зря ты на него думаешь… Не брал он у тебя ничего…
– Отда-ай мою поса-адочную но-огу-у!.. – простонало из сеней.
– Понял? – сказал Петро. – Лягва лупоглазая!..
– Так, может, милицию вызвать?
– Милицию?! – Вскинувшись, Петро выкатил на Леху налитые кровью глаза. – А аппарат? А снасти куда? Что ж мне теперь, все хозяйство вывозить?.. Милицию…
Алексей хмыкнул и задумался.
– Урван убег… – с горечью проговорил Петро, раскачиваясь в тоске на табуретке. – Цепь порвал – и убег… Все бросили, один сижу…
– Ты погоди… – с сочувствием глядя на него, сказал Леха. – Ты не отчаивайся… Что-нибудь придумаем… Разумное же существо – должен понять…
– Не отдашь? – спросило снаружи разумное существо.
– Давай-ка еще примем, – покряхтев, сказал Петро. – Бог его знает, что он там надумал…
Приняли. Прислушались. Хата стояла прочно, снаружи – ни звука.
– Может, отвязался? – с надеждой шепнул Леха.
Петро решительно помотал небритыми щеками.
Некое едва уловимое журчание коснулось Лехиного слуха. Ручей – в начале марта? Ночью?.. Леха заморгал, и тут журчание резко усилило громкость – всклокотало, зашипело… Ошибки быть не могло: за домом, по дну глубокого оврага, подхватывая мусор и ворочая камни, с грохотом неслась неизвестно откуда взявшаяся вода. Вот она взбурлила с натугой, явно одолевая какую-то преграду, и через минуту снесла ее с треском и звоном лопающейся проволоки.
– Мосток сорвало… – напряженно вслушиваясь, сказал Петро.
Светлый от луны двор внезапно зашевелился: поплыли щепки, досточки. Вода прибывала стремительно. От калитки к подоконнику прыгнула лунная дорожка. Затем уровень взлетел сразу метра на полтора и окно на две трети оказалось под водой. Дом покряхтывал, порывался всплыть.
