Сейчас Земля столкнулась с одной из самых серьезных угроз за последние годы. Голодная болезнь — ты знаешь, что это такое. Ускорение метаболизма. Ускорение до такой степени, что человек должен есть почти непрерывно, чтобы поддерживать свое существование. И жертва этой болезни стареет прямо на глазах. Кожа покрывается морщинами, волосы седеют, зубы выпадают. За несколько дней он проживает годы, и через неделю или десять дней он умирает от старости, — Глаза Харта сузились, и его голос зазвучал резче, — У наших медиков нет никакого ключа к разгадке. Они не смогли определить, какой микроб или бактерия или что-нибудь еще является причиной болезни. Они знают, что это инфекция, и на этом их знания заканчиваются. Причина им неизвестна. Они не знают, как предотвратить или вылечить эту болезнь. Пока каждый, кто заболел, умирает — или вот-вот умрет.
Харт не спускал с Джексона холодного взгляда.
— Я даю тебе шанс, — сказал он, — оказать человечеству великую услугу. Должна быть какая-то причина, по которой Нью-Чикаго не был поражен болезнью. Если ты смог бы найти, в чем эта причина… неужели ты не понимаешь, Боб, это — шанс спасти Землю!
— Это — шанс для «Вечерней ракеты», чтобы заработать миллиард долларов. Первоклассная акция! — прорычал Боб, — Заголовки огромными буквами: «Репортер “Ракеты” находит средство для лечения голодной болезни».
Харт вздохнул.
— Есть только одна вещь, которая вызовет отклик в твоей противной душе, — сказал он, — У тебя нет ни капли человеческого сострадания. У тебя сердце из закаленной стали. Сколько «Ракета» должна заплатить тебе, чтобы ты отправился на Венеру?
Боб задумался.
— Я ненавижу эту планету, Харт, — сказал он наконец, — Мне вообще не нравится эта затея. Там слишком много жуков. Слишком много проклятых жуков. Скажем, премия… ну… так… приблизительно тысяч пять.
— Хорошо! — прорычал Харт, — Теперь скройся с глаз моих, прежде чем я потеряю контроль над собой. Ты отправишься на Венеру при первой же возможности… и, да поможет мне Ханна, если ты провалишь это задание, я запишу тебя в поминальную книгу, и, более того, клянусь дьяволом, у тебя будет повод остаться там.
Оказавшись за дверью, Боб мысленно дал себе пинка.
— Ну и чертов же ты дурень! — Это он тоже адресовал себе. — Надо было потребовать десять тысяч. Он сразу бы мне их заплатил.
II
Зик Браун с грустным видом сидел на сломанном двигателе пред ветхой хижиной и наблюдал за своим приятелем Лютером Бидвеллом, который направлялся к нему.
Лютер представлял собой неописуемое зрелище: одетый в синий комбинезон из хлопчатобумажной ткани, небритый, с грязным лицом. Его рваная шляпа свисала своими полями над копной спутанных волос, почти достигавших плеч. Он двигался неуклюже, то медленно, то почти переходя на галоп, — но так, словно ему не хотелось, чтобы кто-то подумал, что он спешит.
Зик издали приветствовал его:
— Здорово, Лютер.
— Здорово, Зик, — ответил тот.
Зик ждал, покуривая трубку, изучая взглядом свою жалкую венерианскую ферму. Поля, на которые уже вторгались джунгли, заросли сорняками, техника покрывалась ржавчиной, огромные лужи, от которых поднимался пар, затопили остатки посевов зерна. Из джунглей доносился пронзительный треск насекомых, которые в скором времени пожрут все, что смогут найти на полях.
Что-то зашуршало в зарослях сорняка около кучи досок; Зик, стремительно повернувшись, увидел пару острых ушей и два блестящих глаза, уставившихся на него. Быстрым движением он схватился за кобуру, что висела у него на бедре. Но пока он вытаскивал пистолет, дьявольская морда исчезла.
— Вот, черт… — беззлобно сказал Зик, — только высуни снова свою башку. Я достану тебя.
Но огромная ящерица исчезла. Зик с ворчанием убрал оружие в кобуру.
Снова бросив взгляд на дорогу, он увидел, что Лютер продолжал спускаться вниз, поднимая ногами небольшие фонтанчики грязи. Наконец Лютер миновал сломанные ворота и сел рядом с Зиком.
— Видел, как ты доставал пистолет, — сообщил он, — Кого-нибудь заметил?
— Сцинка, — сказал Зик, — долбаные твари наводнили все вокруг. Почти подчистую слопали цыплят. Осталось только несколько старых куриц.
— Они недавно обчистили и меня. Ночью это случилось, — сказал Лютер, — Расправились со всеми курами и затем забрались в свинарник. Попытались одолеть свиней, но, думаю, это оказалось им не под силу. Маловато их было, и хрюшки как следует с ними разобрались. Я после этого побоища не заходил в свинарник. Вонища страшная. Хуже, чем от хорьков в Айове. Впрочем, свиньям все равно, они их сожрали.
— Меня от них трясет, — сказал Зик. — Так похожи на людей, которые бегают на четвереньках. Голые, без единого волоска и такие мерзкие. Если их рассердить, они начинают гадить вокруг только из чистой вредности. Но мне удалось очистить от них опушку леса, — Он погладил кобуру.
— Знаешь, чего бы я хотел больше всего, Лютер? — спросил Зик.
— Нет, — отозвался тот.
— Хотел бы я схватить того скользкого парня, агента по продаже земельных участков. Я бы с удовольствием украсил его множеством отверстий. По этому придурку скучает моя пушка. Но он уже наверняка на Земле. Он чертовски хорошо знал, что после того, как засунул нас сюда, на Венеру, мы вряд ли позволили бы ему вернуться домой.
Помнишь, о чем он так гладко плел, когда прибыл к нам в Айову? О том, как замечательно быть фермером на Венере. Какую симпатичную картинку он нарисовал: никаких зим, и можно вырастить четыре или пять урожаев зерновых в год. Он говорил, что осадков здесь выпадает вполне достаточно. Из него прямо-таки лился поток болтовни о девственной, ни разу не вспаханной почве Венеры, которая только и ждет, чтобы на ней выросли небывалые урожаи и сделали бы нас всех богатеями. И для всего того, что мы вырастим, найдется спрос, потому что фермы находятся рядом с Нью-Чикаго. Помню, как он говорил нам, что Нью-Чикаго скоро превратится в большой город и его жители с удовольствием хорошо заплатят нам за наши продукты.
— Конечно, я помню это, — сказал Лютер, — Он то же самое говорил и мне. Так что мы с мамой обсудили все это и решили отправиться сюда. В конце концов мы вычислили, что Венера уже более трехсот лет как колонизирована, и полагали, что это довольно цивилизованное место. Признаю, все это звучало тогда довольно заманчиво. Это ведь факт, что почва на Земле заметно истощилась. Даже в штате Айова. Все лучшие места изрыты дренажными канавами. Нельзя же обрабатывать одну и ту же землю в течение более чем пяти тысяч лет, не заботясь о ней надлежащим образом, и надеяться, что зерно вырастет само.
