- Формулы! - воскликнул Генрих.
- Формулы! - подтвердил Петр. - Стариннейший способ, начало алгебры. Сколько помню, такие формулы применялись на заре науки.
- Похоже, мы уловили мыслительную работу какого-то математика, сказал через минуту Генрих. - Рой, ты все знаешь. Какие математики были в ту эпоху?
Расшифрованное излучение походило на доказательство теоремы. Неизвестный математик рассчитывал варианты, принимал одни, отвергал другие: некоторые буквы исчезали, словно стертые, другие выступали отчетливей - доказательство шло от посылок к следствиям.
- Нет, какая мощная мыслительная работа! - снова не выдержал Генрих. - Этот парень так погружен в вычисления, что не видит ни одного окружающего предме... Что это?
На экране возникло изображение старинной улицы - кривая, круто уходящая вверх мостовая, трехэтажные красные дома с балкончиками и флюгерами, в отдалении - крестьянская телега, запряженная быком. По улице шел толстый человек в берете и темном плаще, из-под плаща выступал кружевной воротник. У человека было обрюзгшее лицо, под глазами багровые мешки, губы зло кривились. В руке он держал суковатую палку.
- Вы так задумались, господин советник Ферма, что не видите, как наталкиваетесь на прохожих, - сказал человек в берете и стукнул палкой по булыжнику. Голос у него был под стать лицу - хриплый, сварливый. - Скажите спасибо, что столкнулись со мной, а не со стеной, а не то у вас появилась бы на лбу преогромнейшая шишка!
С экрана зазвучал другой голос, растерянный и добрый:
- Простите, господин президент парламента, я временами бываю... Поверьте, я очень смущен!..
- Рад за вас, что вы смущены своей бестактностью, Ферма, - продолжал человек в кружевном воротнике. - И что вы временами "бываете", я тоже знаю. Весь вопрос, где вы бываете. Бывать на службе вы не имеете времени. Ну-с, я слушаю. О чем вы размышляли?
- У меня сегодня счастливый день, господин президент. Я наконец осуществил давно задуманное!
- Вот как, счастливый день? Осуществили задуманное? А что вас так обрадовало, Ферма? Неужели вы задумали разобраться наконец в том ворохе дел, что накопился у вас в ратуше, и осуществили задуманное? Неужели теперь никто не будет тыкать в вас пальцем как в лентяя? Ферма, может быть, вы задумали взяться за ум, как этого требует ваше благородное происхождение и незаурядные знания, а также общие пожелания граждан нашего города, и осуществили это? О, если это так, Ферёма, я вместе с вами воскликну: "Да, он имеет право быть счастливым!" Что же вы опустили голову?
- Господин президент... Я сегодня нашел доказательство одной замечательной теоремы, и какое доказательство!
Толстяк взял за локоть невидимого на экране Ферма.
- Сделаем шаг в сторону, господин советник. Вот цирюльня нашего уважаемого Пелисье, вот его реклама - уличное зеркало. Вглядитесь в зеркало, Ферма, и скажите, что вы видите?
- Странный вопрос, господин президент! Я вижу себя.
Теперь с экрана глядел второй собеседник - худое, удлиненное лицо, высокий, плитою, лоб, резко очерченный нос над крохотными, ниточкой, усиками, черные волнистые - свои, а не накладные - волосы, белый, платком, льняной воротничок.
- Я видел его портрет в музее, - прошептал Генрих. - Как похож!
- Какие лучистые глаза! - отозвался Петр. - И какое благородство и доброта в лице!
- Вы мешаете слушать! - пробормотал Рой. - Глаза как глаза - глядят!
А люди на экране продолжали беседу:
- Я скажу вам, что вы увидели в зеркале, Ферма. Вы увидели удивительного мужчину - не добившегося положения в обществе, теряющего любовь невесты, уважение окружающих... Вот кого вы увидели, Ферма! И после этого не твердите мне о дурацких доказательствах каких-то дурацких теорем. Я друг вам и как друг говорю: вы конченый человек, Ферма! Вся Тулуза издевается над вами! Арифметикой Диофанта в наше время не завоевать ни денег, ни положения, ни любви. Оставьте это старье древним грекам, которые находили в цифрах и чертежах противоестественное наслаждение, и станьте наконец в уровень с веком. До свиданья, Ферма!
- Одну минуточку, господин президент!.. Я ведь шел к вам, чтобы... Я третий месяц не получаю жалованья, господин президент!
Толстяк снова стукнул тростью о булыжник.
- И еще три месяца не получите! Жалованье! Вас не за что жаловать. Подумайте над моими словами, Ферма.
Толстяк медленно поднимался по крутой улице, а дома стояли неподвижно. Потом дома пришли в движение, теперь улица опускалась. Дома уходили вверх, их сменяли новые - Ферма шел вниз. Улица стала тускнеть, сквозь кирпич стен и булыжник мостовой проступили буквы и знаки - мозг Ферма снова заполнили формулы. Вскоре от внешнего мира не осталось и силуэтов - на экране светило лишь сызнова повторяемое вычисление.
А потом сквозь математические знаки проступила заставленная вещами комната - картины и гобелены на стенах, высокие резные шкафы по углам. В сумрачной комнате, освещенной одним узким окном, всюду виднелись книги заваливали диван, возвышались горками на полу. Одна, огромная, в кожаном переплете, лежала на столике - на экране руки Ферма перелистывали страницы фолианта.
На пороге комнаты стояла старуха в чепце.
- Отвлекитесь от Диофанта, господин Ферма, - говорила старуха. Удалось вам достать хоть немного денег? У меня не на что покупать провизию, господин Ферма. Вы меня слышите?
- Слышу, слышу, дорогая Элоиза, - донесся с экрана торопливый голос Ферма. - Я слышу тебя самым отличным... Что ты хочешь от меня?
- Я хочу вас накормить, а на это нужны деньги.
- К несчастью, Элоиза, поход был неудачен. Президент пригрозил, что не будет платить еще три месяца.
- Боже, что вы говорите! Еще три месяца без жалованья!
- Пустяки, Элоиза! Всего девяносто один день. Продай что-нибудь, и мы отлично проведем эти три месяца.
- А что продать? Самое ценное у вас - книги, но вы не разрешаете даже пыль с них стирать.
- И не разрешу, Элоиза! Книги святей икон.
- Не кощунствуйте! Может, продать шкаф?
- Правильно! На что нам так много шкафов?
- А куда вы будете класть свои книги? Я лучше предложу старьевщику господину Пежо наши гобелены.
- Ты умница, Элоиза! Гобелены давно мне надоели. Сейчас я их сниму со стен.
- Постойте, господин Ферма! Я вспомнила, что они закрывают места, где отлетела штукатурка. Лучше шкафы!
- Вот видишь, я первый сказал о шкафах. Зови Пежо, а пока, пожалуйста, оставь меня. У меня важное вычисление.
- У вас всегда важные вычисления. Я должна сказать еще кое-что.
- Говори, только поскорее.
- Вчера у Мари был день ангела. Вы забыли об этом?
- Что? Я забыл о дне ангела своей дорогой невесты? Как у тебя язык повернулся сказать такое! Неразумная Элоиза! Да я вчера только о Мари и думал! Весь день думал о ней.
