«Следи за собой, — твердил ему разум, — никаких эмоций. Вот, вот так уже лучше. Конечно, все это будоражит, но помни: тебя происходящее интересует с сугубо научной точки зрения. Чудо — это сам факт путешествия, а не момент, в который ты отправляешься. Годы работы доказывают это совершенно ясно. Нет там ничего такого».
Он все повторял себе эти слова и боролся с дрожью, пока лаборатория исчезала на глазах, словно кто-то закрашивал ее малярным валиком. Тяжко колотилось сердце, которое не убеждали рациональные доводы. Пустые слова: ничего такого, ничего такого. Это всего лишь казнь, просто казнь, всего лишь…
Я на Голгофе.
Судя по всему, около девяти утра. Небо ясное. Нет ни облачка, солнце сияет вовсю. Это место, так называемая Гора Черепа, — голая, лишенная растительности возвышенность примерно в километре от стен города. Холм находится на северо-западе от Иерусалима, на высокой равнине, расположенной между городом и двумя долинами, Кедрон и Енном.
Весьма убогая картина. Похоже на какой-нибудь пустырь в современном городе. Оттуда, где я нахожусь, видны кучи мусора, испражнения животных. В отбросах роются собаки. Крайне убогая картина.
На горе никого, за исключением двух римских солдат. Они устанавливают на вершине столбы, забивают их большими колотушками в заранее выкопанные ямы. Оглянувшись, я вижу, как несколько человек с трудом поднимаются в гору. Скорее всего, это зеваки, которые хотят занять место получше. Наверное, подобные люди находились во все времена.
Здесь жарко. Я чувствую это даже через экран. И еще запах. Он докучает больше всего. Жужжат огромные мухи. Они пролетают сквозь экран, вроде бы не встречая никакого препятствия. Полагаю, это значит, что люди могут делать то же самое.
СОВЕРШЕННО ВЕРНО, ПРОФЕССОР ИАИР[1].
Погодите. Я вижу облако пыли. Сюда движется процессия. Примерно десять-пятнадцать солдат, как мне кажется. И среди них трое осужденных. Двое, с виду очень сильные, идут впереди. А сзади идет… это он, он. Он… о, его скрыло облако пыли.
Те двое солдат закончили вкапывать столбы. Они надели доспехи и теперь стоят, опершись на мечи. Какой-то зевака спрашивает, когда все начнется. Один из солдат говорит, что уже скоро. Сейчас они…
ЧТО-ТО СЛУЧИЛОСЬ?
Нет-нет, я просто отвлекся. Прошу прошения. Еще не привык к тому, что нужно проговаривать все, что видишь.
Так вот, похоже, легенда о Симоне Киринеянине правда. Человек в хвосте процессии… он упал на колени. Этот крест… он, должно быть, весит килограммов сто. Человек не мог подняться, и солдаты начали его избивать. Но он все равно не встал. Очевидно, слишком ослаб. Солдаты заставляют кого-то из толпы снять крест с плеч человека. Тот поднялся и пошел вслед за Симоном. Я уверен, что это Симон Киренский. Хотя, конечно, доказать это невозможно.
Теперь процессия совсем близко. Я уже вижу двух осужденных. Крупные парни с волосатыми руками, одеты в грязные хитоны. Они, кажется, не испытывают никаких трудностей со своей ношей. Один вроде бы даже смеется. Да, так и есть. Он только что сказал что-то одному из солдат, и тот засмеялся в ответ.
Они почти подошли. Я могу…
Я вижу Иисуса.
Он идет, согнувшись, но видно, что он довольно высокий. Думаю, за метр восемьдесят. И худой. Он, похоже, постился. Лицо и руки почти белые от пыли. Он бредет, спотыкаясь. Только что закашлялся от пыли, набившейся в легкие. Его хитон тоже в пыли. И в пятнах. Судя по всему… в него швыряли навозом.
Лицо без какого-либо выражения. Совершенно пустое. Глаза безжизненные. Он смотрит прямо перед собой. Борода вся спутанная, волосы — тоже. Он выглядит так, словно уже наполовину мертв. Честно говоря, внешность у него… совершенно заурядная. Да, он…
ПРОФЕССОР ИАИР?
Они уже здесь. Я метрах в шести от столбов. Отсюда прекрасно видно всех троих. Видно даже раны на голове Иисуса. Опять же можно только предполагать, но, вероятно, это раны от тернового венца. Из царапин, похоже, до сих пор сочится кровь. Запекшаяся кровь на лбу и в волосах. Одна струйка стекает по левой щеке. Он выглядит ужасно, просто ужасно. Хотел бы я знать, понимает ли этот человек, каково быть распятым.
С него сдирают одежду.
Также сдирают одежду и с двух… разбойников, возможно, они воры. А может быть, убийцы, нельзя сказать наверняка. Все трое теперь обнажены.
Он худой, господи, какой он худой! Что же это за дурацкая вера, которая заставляет человека морить себя голодом?
Прошу прощения за подобные комментарии, господа. Я сказал, не подумав. Просто у меня были совсем иные представления и об этом моменте, и об этом человеке.
Иисус совершенно изможден. Хотя и мускулист. Очень хорошо сложен. Еще бы немного мяса на кости, и он выглядел бы… просто блестяще. Теперь я немного лучше вижу его лицо. Оно… весьма красивое. Да, при определенных условиях этот человек мог бы быть невероятно красив. В таком случае становится понятна его магическая власть над людьми, он как будто обладает… аурой сверхъестественного существа.
А ЧТО ТАМ ПРОИСХОДИТ, ПРОФЕССОР?
Солдаты заставляют всех троих лечь на кресты и растягивают их руки вдоль перекладин. Их будут привязывать или же…
Так и есть, я хочу сказать, их руки… Боже! Господи, вы слышите это? О боже мой! Прямо в ладони! Кошмарный обычай. Эти древние, конечно, умели причинять боль.
Все эти мучения на распятии… просто жуть! Человек может протянуть еще дня три-четыре, если окажется достаточно крепким и переживет застой кровообращения, мигрень, голод, болезненные спазмы, потерю крови, сердечный приступ. В конце концов его прикончит либо голод, либо жажда, скорее — жажда, конечно.
Ради всего святого, надеюсь, они не станут применять крурифрагиум — раздробление голеней тяжелым молотом. Историки ничего на этот счет не пишут, но откуда им знать? Только я — надо же! — только я могу знать наверняка.
ЧТО СЕЙЧАС ПРОИСХОДИТ?
Их начали поднимать. Солдаты поднимают их на крестах. Воры стараются тянуться вверх, чтобы не разорвалась плоть на ладонях. Они стонут от страха и боли.
У него нет сил тянуться. Они… о господи!.. его поднимают прямо на пробитых гвоздями руках! Лицо у него абсолютно белое. Но он не издает ни звука. Губы плотно сжаты, совершенно обескровлены. Он не желает кричать. Этот человек просто фанатик.
А НАРОДУ ТАМ МНОГО, ПРОФЕССОР?
Нет, нет, совсем мало. Солдаты то и дело отгоняют зевак. Несколько человек стоят метрах в тридцати отсюда. Среди них немного женщин. Три держатся вместе. Возможно, это те три, о которых пишут Матфей и Марк.
Но больше никого. Не вижу ни одного человека, который мог бы оказаться Иоанном. Нет и женщины, которая была бы похожа на мать Иисуса. И разумеется, я узнал бы Марию Магдалину. Лишь те три женщины. И вроде бы всем плевать. Они явно пришли сюда ради… зрелища. Господи боже мой, как же эта сцена искажена и ханжески приукрашена. Я едва ли могу выразить, насколько все это мрачно, прозаично и обыденно. Заурядно, конечно, не то, что человека убивают таким способом, просто… ну… где же знак, чудо, предзнаменование?
