— Ладно, рассказывай, что у тебя?
— Ничего, — ненатуральное спокойствие только подчеркивало ее горечь.
— У тебя неприятности?
— С чего ты взял?
— Я могу помочь. Старинный друг нашей семьи — постановщик танцев и известный педагог. Кто тебя проверял?
— Никто. Просто ради интереса я протанцевала вступительную программу перед электронным экзаменатором. Он показал отсутствие таланта. А ведь я собиралась сразу на третий курс.
— Это плохо, — сказал он. — Автоматы почти не ошибаются.
— Я знаю. Просто жаль маму. Я была ее единственной надеждой. — Теперь в ее голосе прорвалась глубоко спрятанная боль.
— Рассказывай по порядку. Смелее.
Лена пожала плечами: почему бы и нет? Да и самой стоит критически осмыслить то, что до сих пор составляло основное в ее жизни…
Начала она неуверенно, спотыкаясь на каждой фразе, но видя, как он всерьез заинтересовался ее историей, как его угнетенность и безразличие растаяли без следа, она увлеклась. Отчетливые воспоминания детства погасили излишнее волнение, и речь ее потекла спокойно…
Мать Лены в юности была известной балериной. Блестяще закончив балетную студию, она сразу попала в лучший коллектив мира. В несколько лет пришли признание и известность. Ее опытные товарищи прочили ей прямо-таки необыкновенную судьбу. И вдруг катастрофа. Она осталась без обеих ног. Да, восстановительная операция ног — не проблема, но вновь обретенные, они уже не имели той моторной памяти, той музыкальности, той пластичности, без которых нет танцовщицы вообще, а тем более талантливой. Мать не смогла больше оставаться в театре и уехала в горы, на метеостанцию. Там она встретилась с хорошим человеком. Они полюбили друг друга, а когда родилась Лена, мать решила воплотить в ней свою мечту. Сколько она себя помнит, мать беспрерывно возилась с ней, придумывая все новые игры и упражнения. Она никому не доверяла воспитание единственной дочери и никому не показывала ее… И вот расплата!
Она замолчала. Кирилл, размышляя, постукивал пальцами по спинке скамьи…
— Этого не может быть! — вырвалось у него внезапно. — Пошли!
Он схватил Лену за руку и решительно потащил ее из сквера.
— Ты забыл фурлогу, — сказала она, улыбаясь его решимости и загораясь надеждой.
— Ах, да!
В два шага он вернулся к скамье, взял накидку и, перекинув ее через плечо, подхватил Лену под руку и стремительно потянул ко входу на движущуюся дорогу. Через полчаса они поднялись на семнадцатый этаж второй поверхности города.
— Куда ты меня притащил?
— Сейчас узнаешь, — Кирилл заговорщически подмигнул ей и набрал код.
Дверь распахнулась. Из глубины коридора навстречу им шел старик с белой копной волос, но прямой и по-юношески стройный. Лена тихо ахнула и попятилась… Она никогда не видела его, но узнала сразу. Портрет Алексея Ивановича был одной из реликвий их дома. В трудные минуты мать подходила к нему и советовалась, как с человеком. Когда Лена однажды сказала, что проще узнать в справочном код и поговорить с учителем по видео, мать только покачала головой. Она разрешала давать ее код только тем, кто не знал ее раньше…
— Не бойся, — шепнул Кирилл, крепко сжав ее руку и пресекая попытку к бегству. — Он добрый.
— Здравствуй, Кирюша, Давно ты не заглядывал. Очень рад тебя видеть. Спасибо, что не забыл старика. Это твоя любимая?
— Нет, Алексей Иванович. Это Лена. Она танцовщица и, я думаю, талантливая. Можете вы ее посмотреть?
— Конечно, Кирюша. Что за вопрос? Разве я кому-нибудь отказывал? Проходи, девочка.
Репилин провел их в небольшой зал с гладким деревянным полом и зеркалом во всю стену. Алексей Иванович был очень стар, и не всегда здоровье позволяло ему заниматься с ученицами в студии. Чаще он это делал дома. И теперь, по-домашнему расположившись в кресле рядом с Кириллом, он кивнул на стойку.
— Разомнись, девочка, хорошенько, а мы пока побеседуем с моим юным другом. И не волнуйся. Все будет в порядке.
Лена сделала несколько приседаний, попеременно меняя ноги. Кажется, все нормально. Она украдкой взглянула на Кирилла. Тот увлеченно беседовал с Алексеем Ивановичем. Тогда она расстегнула тассу и, бросив ее в угол, принялась за разминку по-настоящему…
Когда Лена закончила танец, старик поспешно поднялся с кресла и пошел ей навстречу.
— Кто тебя учил, девочка?
— Мама.
— Кто твоя мама? Быстро! Говори!
— Галина Птицина… — теряясь перед его напористостью, тихо сказала Лена.
— Нет, вы подумайте! Птицина! Полюбуйтесь, что она вытворяет! Ну, я ей покажу! Код!
Алексей Иванович наступал на растерянную от волнения девушку.
— Какой у нее код? Буквенный? Цифровой?
— Цифровой…
— Ну же, девочка!
Лена назвала код связи, и Репилин рванулся к видеофону. Набрав номер, он нетерпеливо переминался с ноги на ногу.
— В виду отсутствия радиовидимости связь будет установлена через десять минут.
— Не надо мне вашей видимости! Дайте просто связь. Вы слышите? Ну, можете обыкновенную, телефонную? Только не молчите, пожалуйста!
— В виду отсутствия радиовидимости связь будет установлена через девять минут тридцать секунд, — повторил автомат.
— Ах, уж эти мне механические голоса! С ними и поговорить-то нельзя и убедить нечем.
Алексей Иванович подошел к девушке, все еще стоящей в каком-то трансе, ласково взял ее за руку и повел к креслу.
— Садись, девочка, садись. Запугал тебя старик. Ты, наверное, нивесть что обо мне подумала.
Он уселся рядом в соседнее кресло, все еще не выпуская ее руки.
— Ну что нам с тобой делать, девочка? Помочь я тебе ничем не могу…
Лена безвольно опустила голову.
— Хотя бы в подготовительный класс, Алексей Иванович. Я буду очень стараться…
Репилин счастливо засмеялся.
— Кирилл! Ты посмотри на эту святую простоту. Хотя бы в подготовительный… Это ж надо!
Он отпустил ее руку, вскочил на ноги, прошелся по залу и остановился у кресла Лены.
— Слушай меня внимательно, девочка. Все, что тебе сейчас требуется, это хорошая программа. В студии тебе делать нечего. Ты уже сейчас на две головы выше любой выпускницы. Да что я говорю! Выпускницы, даже самые талантливые, не идут в сравнение. На сегодня я не знаю ни одной профессиональной актрисы с такой изумительной пластикой и выразительностью движений. Ты понимаешь, что это значит?
С каждой фразой девушка распрямлялась, освобождаясь от сковывающего ожидания, от гнетущей неуверенности, но недоверие все еще сдерживало ее, и она не могла отрешиться от сомнения.
— Это правда, Алексей Иванович? — перебила она, требовательно и строго глядя в глаза старому балетмейстеру. — Это правда? А как же приемный автомат? Он показал низкие баллы.
