— Яшма? — спросил я.
Она подождала, не скажу ли я чего еще. Я подождал, не даст ли она понять, что ожидает услышать. В тюрьме моим любимым автором был Генри Джеймс. Честное слово.
— Яшма, — подтвердила она.
— Яшма… — Я воссоздал атмосферу неопределенности, которую она с таким упорством пыталась рассеять.
— Яшма… — Голос дрогнул — она заподозрила, что я знаю, что ее уверенность в себе — показная.
— Да, яшма. — Ее лицо открыло мне, что мое лицо открыло ей: я знаю, что она знает, что я знаю.
— Мэм, за кого вы меня принимаете?
В этом месяце Слово — Яшма. Слово — это пароль/код/сигнал, который Певцы Городов (в прошлом месяце они пропели «Опал», и я трижды воспользовался этим Словом, чтобы добыть вещи, которые, к сожалению, мне не принадлежали; даже здесь у меня не выходят из головы Певцы и их язвы) вкладывают в уста представителей вольного и озорного братства, в которое я вступил девять лет назад. Слово меняется через каждые тридцать дней и за считанные часы облетает все шесть миров и мирков. Бывает, его бормочет окровавленный подонок, падающий в ваши объятия из темного дверного проема; бывает, его шепчет вам кто-то невидимый на ночной аллее; бывает, вы прочитаете его на клочке бумаги, что сунул вам в ладонь оборванец, тотчас скрывшийся в толпе.
Истолковать Слово можно по-разному. Например:.
ПОМОГИ!
или:
МНЕ НУЖНА ПОМОЩЬ!
или:
Я НЕ МОГУ ТЕБЕ ПОМОЧЬ!
или:
ЗА ТОБОЙ СЕЙЧАС НЕ СЛЕДЯТ, ДЕЙСТВУЙ!
Последняя точка над «i». Если вы неправильно воспользовались Словом, никто не потрудится объяснить, в чем ваша ошибка. В том-то и кроется фокус — нельзя доверять тому, кто произносит Слово невпопад.
Я ждал, пока ей надоест ждать. И дождался.
Она сунула мне под нос раскрытый бумажник и произнесла, не глядя на текст под серебряным оттиском эмблемы:
— Шеф отдела Специальных служб Модлайн Хинкль.
— Очень рад за вас, Мод, — сказал я и нахмурился. — Хинкль?
— Да.
— Мод, я знаю, вы мне не поверите. Похоже, вы из тех, кто не прощает себе ошибок. Но на этот раз вы ошиблись — я Эвентайд, а не Элдрич. Хармони К. Эвентайд. И разве не удача для всех нас, что сегодня изменится Слово?
Кстати, для легавых Слово — не такой уж большой секрет. Однако я встречал полицейских, не знавших его и через неделю после замены.
— Что ж, Хармони так Хармони. Я хочу с вами поговорить.
Я приподнял бровь.
Она также приподняла бровь и сказала:
— Мне все равно, как вас называть, хоть Хенриеттой. Лишь бы вы меня выслушали.
— О чем вы хотите со мной поговорить?
— О преступлении, мистер…
— Эвентайд. Я решил называть вас Мод, так что зовите меня Хармони, не стесняйтесь. Это мое настоящее имя.
Мод улыбнулась. Она была не молода — пожалуй, на несколько лет старше Бизнесмена, — но куда лучше пользовалась косметикой, чем он.
— Возможно, об этом преступлении я знаю больше, чем вы, — сказала она. — Откровенно говоря, меня не удивит, если вы скажете, что никогда не слыхали о деятельности нашего департамента. Вам знакомо название «Специальные службы»?
— Вы правы — впервые слышу.
— Да, последние семь лет вы старались избегать Регулярных служб, и в известной степени вам это удавалось.
— Простите, Мод, но…
— Специальные службы занимаются людьми, которые с каждым днем причиняют обществу все больше хлопот и являются причиной того, что загораются наши сигнальные лампочки.
— Но ведь я не сделал ничего такого ужасного, за что…
— Мы не следим за тем, что вы делаете, этим занимается компьютер. Мы всего-навсего наблюдаем за кривой, имеющей ваш номер. Она очень резко пошла вверх.
— Она даже имени моего не удостоена?
— В Полицейской организации наш отдел — самый эффективный. Хотите — считайте это хвастовством, хотите — просто информацией.
— Так-так-так, — сказал я. — Хотите пива?
Коротышка в белом пиджаке поставил перед нами два бокала, зачарованно поглазел на пышный наряд Мод и занялся своими делами.
— Благодарю. — Она залпом выпила полбокала. — Вы знаете, ловить большинство преступников попросту бессмысленно. Что «крутых» рэкетиров, вроде Франсуорта, Ястреба и Блаватской, что мелюзгу — карманников, барыг, домушников и шантажистов. И у тех, и у других доходы довольно стабильны. Они не раскачивают социальную лодку. С ними воюют Регулярные службы — и пусть воюют, мы не вмешиваемся. Но давайте представим, что мелкий барыга расширяет дело, шантажист средней руки пытается стать крупным рэкетиром. Вот когда возникают социальные проблемы с непредсказуемыми последствиями, вот когда на сцену выходят Специальные службы. Мы разработали два — три метода, которые весьма облегчают нашу работу.
— Хотите прочесть мне лекцию?
— Во всяком случае, хуже от этого не будет. Один из этих методов носит условное название «хранилище голографической информации». Знаете, что получится, если голографическую пластинку разрезать пополам?
— Две половинки трехмерного изображения?
— Два целых изображения, только слегка размытых, нечетких.
— Вот как? А я и не знал.
— А если половину снова разрезать пополам, получаются еще менее четкие голограммы. Но пусть от оригинала останется квадратный сантиметр, на нем будет целое изображение. Неузнаваемое, но целое.
— В самом деле? Подумать только! — пробормотал я.
— В отличие от фотографии, каждая точка голографической эмульсии содержит информацию всего снимка. «Хранилище голографической информации» — это аналогия. Иными словами, каждый бит информации о вас, которым мы располагаем, это сведения о всей вашей жизни, о воровской карьере, о взаимоотношениях с преступным миром. Специфические факты, касающиеся специфических действий или судебно наказуемых проступков, регистрируют Регулярные службы, а мы собираем любые сведения, и рано или поздно у нас появляется возможность предполагать, а то и четко предугадывать время, место и состав будущего преступления.
— Очень любопытный параноидальный синдром, — заключил я. — Впервые сталкиваюсь с подобным. То есть, впервые — в баре, беседуя с незнакомкой. В больницах я встречал чудиков и…
— В вашем прошлом, — перебила она, — я вижу коров и вертолеты. В вашем не очень отдаленном будущем — вертолеты и ястребов.
— А скажи, о Добрая Колдунья Запада, как… — И тут у меня похолодело в груди, ибо никому не полагалось знать о том, что я работал у Папаши Майклза. Я утаил это от офицеров Регулярных служб, которые вытащили меня, совсем обалдевшего, из взбесившейся «стрекозы» у самого края крыши «ПАНАМ». Еще в небе я увидел легавых на крыше, и тотчас кредитки исчезли в моем желудке. А все серийные номера на вертолете были давно спилены. В первый же вечер, когда я появился на ферме, славный мистер Майклз залил зенки и хвастливо поведал мне, тоже пьяному, как раздобыл в Нью-Гемпшире «горячую» вертушку…
