Институт занимал громадную территорию. Белые корпуса с веселенькими занавесками на окнах были разбросаны. Много зелени…
Через несколько минут после того, как в кабинет директора института академика Ларина вошел Терешкин, в физлаборатории раздался звонок.
— ААихаил Григорьевич?.. Николай Трофимович просит вас зайти к нему.
Завлаб Трубников еще не привык, чтобы его величали по имени-отчеству, однако делал все для этого и даже отрастил окладистую, прямо-таки боярскую бороду, которая, впрочем, не очень-то его старила. Нехотя оторвавшись от расчетов, он запахнул белый кургузый халат и двинул в административный корпус. Вскоре позвонил оттуда:
— Андрюха, давай сюда! И Валеру с собой бери.
— А а чем дело? — спросил Андрей Тверской. Тоже бородатый и тоже, несмотря на это, весьма юный врач.
— А в том, дорогой, что нашим изобретением милиция интересуется…
Вскоре в кабинете Ларина собрался весь «ТТТ»: фамилия у инженера Валеры начиналась с той же буквы — Тихомиров…
— Расскажите-ка нам, пожалуйста, над чем работает ваша лаборатория, — снимая роговые очки, проговорил высоким голоском академик. Весь беленький, лучистый, домашний, он был едва виден за громадным столом. С трудом верилось, что это мировое светило в медицине…
Михаил пригладил свою черную бороду и стрельнул веселым голубым глазом в сторону милиционера.
— В доступной форме? — спросил он.
— В доступной, — солидно кивнул маленькой головкой директор. — Чтоб наш гость все понял.
— Мы, товарищ капитан, — начал Трубников, — пытаемся преодолеть непонимание между врачом и пациентом. У нас в клинике лечат людей в возрасте до года, так что если спросить нашего пациента: «На что жалуетесь?» — он, пожалуй, ничего вразумительного не ответит. Он только плакать умеет, и поди разберись: всерьез он плачет или по пустяку? Есть, конечно, много способов узнать, чем болен младенец, но они подчас неточны или болезненны, а иногда и вредны для больного. Поэтому мы хотим, чтобы врач почувствовал боль точно в том же месте и точно такую же, какую испытывает ребенок. Сначала мы изобрели шлемы. Один надевается на голову врача, другой — на голову пациента. При помощи электроники импульсы поступают от мозга малыша в мозг врача. Все бы нормально, но отвергли наш ТТТ-1: дорого, говорят, и громоздко. И тогда мы создали поле — на основе обычного электромагнитного. Оно заставляет врача чувствовать все, что чувствует ребенок. Аппаратура для ТТТ-2 ненамного дешевле, но во много раз уменьшились ее габариты. Сейчас новая установка проходит испытания.
— Когда вы начали эти испытания?
— Пару дней назад.
— А точнее?
— Пятого сентября, в 22.45.
— Все сходится! — воскликнул Терешкин возбужденно, — Вот что, товарищи изобретатели, где-то вы там у себя напутали. Ваш ТТТ-2 людей калечит, ранит их и еще черт-те что делает!
— Как так?! — вскочили изобретатели, а академик Ларин высоко поднял свои седые брови.
— А так! — откликнулся капитан и перечислил несколько странных случаев из тех, что были ему известны.
— Установка сейчас работает? — спросил академик.
— Да, — Трубников судорожно сглотнул.
— Срочно выключите ее!
— Нельзя, Николай Трофимович! — заторопился Трубников. — Я тут расчеты делал, и у меня какие-то сумасшедшие уравнения получаются. Может, где и ошибка проскочила, но выходит, что наше гиперполе как-то связано со временем. И если выключить, сегодня будет не восьмое сентября, а опять пятое. Надо бы еще посчитать, прежде чем отключать установку… К тому же насчет расширения поля я сомневаюсь. Не должно выходить!
— Миша, — остановил завлаба инженер, — говорил ведь я тебе, что на те конденсаторы не надеюсь. Может, течь где-нибудь появилась?
— Но ведь тогда поле не расширится, а сужаться будет! Напряженность-то при течи падает, — возразил сердито Трубников.
— Выключить установку все же придется, — твердо сказал академик. — Я, конечно, не могу сомневаться в ваших расчетах, Михаил Григорьевич. Мне, терапевту, не стоит спорить с вами, лучшим учеником академика Сорина, и все-таки — время?! Это, простите, не укладывается в голове!.. Но не в том даже дело. Вы подумали о хирургах? Ведь самую простую операцию аппендицита невозможно сделать в таких условиях. Или, скажем, забой скота на мясокомбинате? А как будут питаться дикие животные? Да ведь если бы на нашей планете изначально существовал подобный эхо-эффект, земля так бы и осталась безжизненной, потому что в животном мире все едят всех.
— Бог с ними, с животными. А вот нельзя ли без хирургов обойтись? — спросил Терешкин.
— Ах, о чем вы говорите! — ужаснулся Ларин наивности милиционера.
— Капитан — за терапию, — заметил Андрей Тверской. — Я — тоже, ведь хирургия — это всегда насилие над человеческим телом. И вообще, тут, видно, дело не в поле. Мы же планировали только почувствовать боль ребенка. И я ее в нашем поле прекрасно чувствовал, а ведь до сих пор здоров. Причем чувствовал всегда боль именно того ребенка, который был у меня на приеме. Вот только что, к примеру, установил воспаление среднего уха у девочки семи месяцев от роду, но едва ее вывезли из кабинета, боль в моем собственном ухе прошла. Можете полюбоваться, Николай Трофимович, ухо у меня в полном порядке.
— Позвольте, позвольте! — не согласился академик. — Раз уж центр круга, о котором говорил капитан, оказался в нашем институте, да еще и время событий совпало, то другой причины попросту быть не может! А ваше ухо… гм, не знаю, не знаю…
— Но вы же, уважаемый товарищ изобретатель, — вдруг сообразил капитан Терешкин, — ничего не сделали ребенку, вы же только осмотрели его! А если эхо — это дополнительный эффект вашего изобретения? Попробуйте его убрать, ведь можно же, наверное?
Капитану очень понравилось то, что изобрели эти ребята. Ведь как здорово было бы, работай эта установка без всяких там побочных эффектов! А то спросишь у Катюшки: где болит, тут? Покажешь на животик — «Ага». На грудь покажешь — снова «ага». Сама-то еще не может точно определить…
— А ведь капитан прав, — сказал Трубников, — убрать сопутствующий эффект, и все дела… Николай Трофимович, у нас-то хирурги работают?
— Ко мне жалоб не поступало.
— Может быть, эффект появляется за стенами института? Здесь вокруг полно всяких НИИ, вдруг наше поле с чем-то взаимодействует? К тому же раз уж оно вышло за пределы Андреева кабинета, не изменились ли на больших пространствах его свойства? Наверно, все вместе и превратило гиперполе из друга во врага…
— Так или иначе, это не меняет дела, — сказал академик, прерывая размышления- Трубникова. — Идите, Валерий Демьянович, отключайте.
