Раздались негромкие смешки, нелепо они прозвучали здесь, на теплом свежем воздухе. Но Фара увидел, что говоривший прав: фасад у оружейной лавки был не меньше сорока футов длиной, и он занимал самый центр зеленого, похожего на сад участка скряги Харриса.
Фара нахмурился. А этим дьяволам не откажешь в смекалке, выбрали для своей лавки собственность самого презираемого типа в поселке, заняли его участок, пощекотали всем нервы — приятно. Да, они хитры, а потому жизненно важно, чтобы их трюк не удался.
Он все еще беспокойно хмурился, когда увидел пухлую фигуру мэра Мела Дейла. Фара торопливо пробрался к нему, уважительно прикоснулся к шляпе и сказал:
— Где Джор?
— Здесь, — констебль протолкался к ним сквозь кучку народа. — Планы есть?
— Да всего один, — ответил Фара. — Войти и арестовать их.
К изумлению Фары, мужчины поглядели друг на друга, а потом опустили глаза долу. Наконец здоровяк-констебль произнес:
— Заперто. На стук никто не отзывается. Я как раз собирался предложить оставить все как есть до утра.
— Ерунда! — изумление сделало Фару нетерпеливым. — Найдите топор, взломаем дверь. Отсрочки лишь приведут этих негодяев к сопротивлению. Такие типы нам ни к чему, даже и на одну ночь! Разве не так?
Все вокруг торопливо закивали головами. Слишком торопливо. Фара недоуменно огляделся, но все мужчины прятали глаза, встречая его взгляд. Он подумал: «Да они напуганы — и не желают вмешиваться».
Прежде чем он снова заговорил, констебль Джор сказал:
— Вы, наверное, не слыхали про их двери. Судя по всему, их нельзя взломать.
С внезапной болью Фара понял, что действовать придется ему. Он сказал:
— Я принесу атомный резак, этого должно быть достаточно. Господин мэр, вы мне позволите?
В свете огней, озарявших витрину, было видно, что толстяк мэр потеет. Вынув носовой платок, он вытер лоб и спросил:
— Может, лучше позвонить командующему имперским гарнизоном в Ферде?
— Нет! — Фара видел, что мэр пытается увильнуть от решения. Он ощущал непоколебимую решимость. У него возникло убеждение, что вся сила, какая есть сейчас в поселке, сосредоточена в нем. — Мы сами должны действовать. Эти типы сумели пробраться в другие места, потому что население ничего не предприняло. Мы должны сопротивляться до конца. Начиная с этой минуты, так?
Мэр еле слышно выдохнул: «Ладно...» Но это было все, что требовалось Фаре.
Крикнув толпе, что он принял решение, Фара стал протискиваться вперед и тут заметил своего сына, он стоял в кучке других парней и таращился на витрину:
Фара позвал:
— Эй, Кэйл, пойдем-ка поможешь мне с машинкой!
Кэйл даже не шелохнулся. Фара побежал прочь, так и кипя от возмущения. Ох уж этот парень! В один прекрасный день ему, отцу, придется и тут предпринять решительные действия. Или на руках у него окажется ни к чему не пригодный бездельник.
Энергия шла беззвучно и без помех. Ни шума, ни. искр. Резак светился мягким чистым белым светом, почти лаская металлическую обшивку двери — но там и следа не было, ни царапины.
Минуту за минутой Фара упорно отказывался верить в невероятную неудачу и продолжал направлять, бесконечно могучий поток энергии на сопротивляющуюся стену. Закрыв наконец клапан, он обнаружил, что весь вспотел.
— Не понимаю, — выдохнул он, — не может быть — нет такого металла, который может противостоять постоянному потоку атомной энергии! Даже металлические пластинки, используемые в камере сгорания, включаются в цепь неостановимых взрывов!
— Джор ведь объяснил тебе, — сказал мэр. — Эти оружейные лавки — это нечто крупное. Они расползлись по всей империи, и они НЕ ПРИЗНАЮТ ИМПЕРАТРИЦУ.
Фара потоптался на твердом травянистом газоне, ему стало не по себе. Такие разговоры ему не нравились — просто богохульство какое-то. И к тому же полная чепуха. Должно быть так. Прежде чем он сумел найти слова, мужской голос за его спиной произнес:
— Слыхал я, будто эти двери открываются лишь перед тем, кто не причинит вреда хозяевам.
Слова вывели Фару из оцепенения. Вздрогнув, он впервые заметил, что его неудача произвела дурное впечатление. Он резко ответил:
— Нелепость! Если бы существовали такие двери, у нас у всех они бы и были, мы бы...
Но тут он остановился: ему пришло в голову, что он не видел, чтобы кто-то пытался открыть дверь, а ведь те, кто был вокруг, вовсе не стремились подойти поближе, так может?..
Сделав шаг вперед, он вцепился в дверную ручку и рванул. Дверь отворилась с неестественной легкостью, у него даже возникло мимолетное впечатление, что ручка осталась у него в руке. Задыхаясь, Фара резко распахнул дверь.
— Джор! — завопил он. — Входи.
Констебль резко и ненатурально дернулся, ненатурально потому, должно быть, что сообразил: нельзя отступать, когда вокруг так много народу. Он неуклюже прыгнул к двери — и она закрылась перед его носом.
Фара тупо уставился на свою руку, все еще сжатую в кулак. Но вот по его жилам медленно поползло возбуждение, жуткий холодок. Ручка выползла из его сжатой ладони, она закрутилась, стала какой-то вязкой и выскользнула из его напрягшихся пальцев. Даже воспоминание об этом диком кратком ощущении давало ему понять, до чего все ненормально.
Тут он почувствовал, что толпа напряженно и молча смотрит на него. Фара снова потянулся к ручке, на сей раз не так нетерпеливо. Но едва он понял, что колеблется, как тут же разозлился. Дверь не шелохнулась.
Тогда к нему полной силой пришло желание проникнуть туда.
— А ну-ка, Джор, отойди, — попросил он констебля, стоявшего рядом.
Тот отошел, но ничего не изменилось. Он попробовал подергать дверь — не помогает. Голос в толпе мрачно произнес:
— Решили было пустить тебя, а теперь передумали.
— Не говори глупостей! — рявкнул Фара. — Кто передумал? Ты что, спятил? У двери ведь нет мозгов.
Но ему стало страшно, и голос у него предательски задрожал. Внезапная тревога и заставила его быть храбрым сверх меры. Резко развернувшись, Фара встал лицом к лавке.
Здание возвышалось под ночным небом, освещенное изнутри, словно день, огромное в ширину и в длину, и бесконечно чужое, угрожающее, вовсе не собирающееся сдаваться. Он смутно удивился про себя: а что бы тут могли сделать солдаты императрицы, если даже их и позвать? И внезапно — как проблеск мрачного будущего — возникло ощущение, что и они тут были бы бессильны.
Тут Фара ощутил ужас от того, что такая мысль могла прийти ему в голову. Плотно «закрыв» мозг, он растерянно сказал:
— Но ведь дверь открывалась, значит, она может открыться еще раз.
