"Вот вам, сукам, город, вот вам Круглые Чаши! - радостно подумал он. - Перебьетесь!"
Край оврага с черными деревьями, спасительно протянувшими ветви, был совсем рядом. С зеленого неба катился непонятный громкий звон...
2.
Звенело над головой, звенело настойчиво и долго, пульсирующей болью отдаваясь в висках. Он полупроснулся - хотелось пить - нашарил на полке за диваном будильник и, не открывая глаз, шлепнул по нему ладонью. Звон оборвался. Можно было вновь забыться, но томили духота, жажда и гадкий привкус во рту, да и будильник ведь трезвонил не просто так, а звал на работу.
Он, сделав усилие, проснулся (боль в висках не стихала), спустил ноги с дивана и пробормотал, с силой потирая лоб:
- Кудрявая, ты что, не рада веселому пенью гудка?
Потом уставился на равнодушно тикающий будильник, наконец-то обретая чувство реальности. Будильник не должен был звонить, потому что ему, Денису Курбатову, бывшему пэтэушнику и бывшему десантнику, а нынче двадцатипятилетнему токарю-фрезеровщику славного завода "Красный молот", не нужно было спешить на работу. Уже вторую неделю не нужно было спешить на работу. Издержки создания новой независимой державы привели к тому, что почти весь трехтысячный коллектив "Молота" отправился в вынужденный отпуск без содержания. А значит, будильник он вчера вечером или ночью завел просто машинально, по привычке.
Вздохнув с облегчением, Денис собрался было вновь упасть лицом в потную подушку, но пересохшее горло и противный привкус во рту заставили его подняться, чтобы напиться воды из трехлитровой банки, постоянно, с начала жарких деньков, хранящейся в холодильнике.
Несмотря на ранний час и распахнутую балконную дверь, в комнате стояла духота. Июньский воздух был пропитан едкими запахами круглосуточно дымящего за речкой комбината и выхлопными газами проспекта за окном, обсаженного вместо деревьев столбами фонарей и троллейбусных опор. Ремонтно-механический завод на другой стороне проспекта тоже, выражаясь словами классиков эпохи раннего социализма, воздух отнюдь не озонировал. Свой весомый вклад вносил и родной "Красный молот", раскинувшийся на возвышенности за чахлым подобием парка.
- Ну и рожа у тебя, Денис, - прищурившись, сказал он своему отражению в зеркале, висящем в прихожей. - Небось, "Сугоклеевскую" с пивом смешивал?
Да, вчера, слоняясь по "стометровке" - отрезку центральной улицы между парком и площадью, месту традиционного променада молодежи - он встретил знакомых еще по училищу ребят, направлявшихся попить пива в "сквозняке" - забегаловке напротив детской библиотеки. С деньгами у него было не очень, но тем не менее из "сквозняка" они как-то незаметно переместились в подвальчик "Крутые ступени" и засели там, о чем-то разговаривая и хлебая "Сугоклеевскую" - коричневое пойло местного производства. Потом оказались в пивбаре, потом в "Вареничной", и расстались, кажется, около полуночи, выйдя из ресторана "Центральный", где кто-то, то ли Ворон, то ли Саня, угостил компанию все той же "Сугоклеевской". Долго стояли на остановке, ведя беседу уже и вовсе неизвестно на какую тему, а дальше... А дальше он, наверное, все-таки не направился к Оксане, потому что Оксана была в командировке, а добрался до дома. И завел будильник, поскольку с чувством долга у него всегда было все в полном порядке. Даже если он никому ничего и не был должен.
- Ну и рожа-а, - повторил он, зевая, и в зевке поднимая руки и мотая головой.
Самое обычное движение рук отозвалось вдруг болью. Он повернулся к зеркалу боком, стараясь рассмотреть, что там такое у него на спине - и обнаружил под левой лопаткой солидный лилово-багровый кровоподтек, которого вчера еще - можно поклясться! - не было и в помине. А теперь кровоподтек был, словно накануне кто-то от всей души врезал ему между лопаток. Саня какой-нибудь или тот же Ворон.
Он стоял в прихожей перед бесстрастным зеркалом, хмуро разглядывая свое отражение, и что-то такое вспоминалось, что-то такое брезжило, всплывая из глубин, неуверенно оформляясь в нечеткие полуобразы, которые вроде бы и являлись ему когда-то, только забылись... Или и не было никаких образов, а что-то казалось ему после "Сугоклеевской" и пива?
- Что ж такое? - растерянно вопросил он отражение, осторожно трогая ноющий кровоподтек. Нет, совершенно непонятно было, откуда он взялся.
"Рут-Ат" - это слово, вернее, даже не слово, а определение чего-то бывшего, но словно бы и не бывшего, проявилось вдруг в туманном облаке каких-то других определений, и вспомнилось что-то бывшее или не бывшее, но настолько реальное и осязаемое, что было странно - почему это вот реальное и осязаемое уплыло вдруг, не оставив по себе хотя бы щепотки земли... хотя бы кусочка неба... отзвука... прикосновения...
- Рут-Ат... - пробормотал он, пробуя слово на вкус, вслушиваясь в его звучание.
И вспомнил свой сон. Долину. Черный лес. Овраг. Рут-Ата, Лил-Ола, Сергея, Максима и Валерика. Вспомнил шшатов.
Воспоминание было неярким, словно память о кинофильме, виденном давным-давно, в раннем детстве. Только одним из героев этого фильма был он сам, Денис Курбатов. Как всегда случается во сне.
Ощущение дыры в памяти почти исчезло и он, еще раз сокрушенно взглянув на кровоподтек, пошлепал по теплому линолеуму к холодильнику с желанной банкой. Видимо, думал он, вчера его основательно развезло и он мог и забыть, а то и вовсе не заметить после смеси настойки с пивом, как шарахнулся спиной о какой-нибудь острый выступ. Качнуло, знаете ли, а подходящий выступ всегда найдется. Взять хотя бы армейского дружка Юрку Дрему: вместе возвращались на дембель, отмечали это дело в компании соседей по плацкартному. Юрка отрубился, а потом ахнулся со своей верхней полки прямо на столик. Головой. Потер голову и полез себе обратно, а наутро ничего не помнил и выражал недоумение по поводу шишки. В общем, бывает такое.
Он расслабленно смотрел в пыльное окно - чадя, взревывали и бросались под ядовито-зеленое око светофора грузовики и автобусы, завывали троллейбусы, уже забитые рабочим людом, - и медленно, с передышкой потягивал воду, обеими руками придерживая скользкую банку. Вода текла по подбородку, выплескивалась на голый живот, вызывая озноб - но это было приятно. Притупился похмельный привкус во рту и начала стихать боль в висках. Он сидел у окна и с удовольствием вспоминал интересный сон. Надо же, шшаты какие-то, Круглые Чаши... Сказываются фантастические видики, что вечерами крутят по телевизору.
Он, наконец, опустил банку на подоконник и направился назад, на диван. Досыпать.
...На этот раз его разбудили крики под окном. Репертуар был обычный ("Мужчина, вы здесь не стояли, куда ты прешься?" "Продавец, отпускайте в очередь!" "По одной в руки, а то всем не хватит!"), потому что на первом этаже находился магазин, и каждый день выносная торговля собирала под его стенами сотни страждущих горожан.
