Комната опустела. Когда они остались почти один на один с беглецом, Стай молча посмотрел на Винна.
— Итак, — сказал Винн, — вы тоже удивлены, не так ли, Мак?
— Нет, сэр, — ответил Стай. — Но слухи об этом беглеце, безусловно, распространятся моментально, подобно лесному пожару. Их невозможно остановить. И если в итоге нам придется вернуть морахам человека, который испытал такое…
— Они солдаты! — сказал Винн жестко. — И должны выполнять приказы.
Он остановился перед беглецом.
— Он солдат!
— Не обязательно, маршал. Он мог быть штатским агентом…
— Для нас он солдат! — прорычал Винн.
Он гневно мерил шагами комнату во всех направлениях, но всякий раз оказывался перед беглецом.
— Где доктора, черт возьми? Мне нужно вернуться к Чхану и Дорму!
— Кстати, о после Дорму, — сказал Стай. — Если он что-либо услышит и спросит нас…
— Не говорите ему ничего. Это мои заботы. Я не уверен, что ему хватит мужества. Чем дольше этот маленький выскочка не узнает…
Его прервал звук открываемой двери.
— Маленький выскочка уже знает, — раздался сухой голос.
Посол Алан Дорму вошел в комнату. Это был стройный человек хрупкого телосложения и ниже среднего роста. Выцветшие волосы тщательно прикрывали лысину, лицо было покрыто глубокими морщинами, которые выказывали еще больший возраст, чем волосы и лоб.
— Откуда вы узнали?
На лице Винна появилась безучастная улыбка.
— Мы, дипломаты, не любим раскрывать источники своей информации, — сказал Дорму. — Что еще произошло за это время? Вы не хуже меня знаете, маршал, что неправы. Ведь это именно мои заботы, поскольку именно я должен отвечать Чхану, когда он заговорит об этом во время ланча.
— Мак, мы увидимся позже, — оказал Винн. Он продолжал улыбаться и глядеть в упор на Дорму.
— Да, маршал.
Стай повернулся к двери кабинета. Но не успел он и шага сделать, как дверь открылась и вошли два офицера: майор и подполковник.
Стай повернулся обратно.
— Прибыли доктора, сэр.
— Прекрасно. Проходите сюда, джентльмены, — сказал Винн. — Осмотрите его.
Оба офицера-медика подошли к беглецу, сидевшему в кресле. Оба сохраняли бесстрастное выражение на лице. Один взялся за изуродованное запястье, чтобы проверить пульс, другой зашел сзади беглеца и начал выстукивать пальцами верхнюю часть спины с изуродованными и смещенными плечевыми впадинами.
— Ну, — потребовал Винн через несколько минут, — он человек, не так ли?
Офицеры-медики переглянулись. Ответил младший по званию, майор.
— Нам необходимо сделать большое количество анализов, сэр.
— Что вы можете сказать сейчас? — потребовал Винн.
— Сейчас, — заговорил подполковник, — мы можем сказать лишь, что это либо морах, либо человек. Морахи очень сильны в вещах подобного рода. Если это дело их рук, нам нужно исследовать его кровь, кожу, костный мозг…
— Хорошо, — сказал Винн. — На анализы у вас будет время. Но не секунды лишней. Все мы должны быть сейчас на высоте, джентльмены.
Он повернулся к Стаю.
— Мак, я передумал. Ты останешься с докторами и будешь меня информировать.
Теперь он обратился к Дорму.
— Вам лучше подняться обратно наверх, господин посол.
— Конечно, — приветливо ответил на это Дорму.
Они вышли, проследовали по коридору и вошли в лифт в полном молчании.
— Вы понимаете, конечно, что все это осложнило наше положение, маршал, — сказал Дорму наконец, когда они начали подниматься в лифте.
Винн очнулся от глубокого раздумья.
— Что? Вы могли бы и не говорить об этом, — сказал он. Голос его дрожал от гнева. — Мне кажется, вы считаете, что мои люди должны стоять и ждать, как бы из морахского корабля не выбежало нечто подобное?
— Я бы на их месте так и делал, — сказал Дорму.
— Не сомневаюсь.
Винн вместо смешка издал какое-то хрюканье, не сопроводив это и тенью улыбки.
— Я и не надеялся, что вы разделяете мои взгляды, — сказал Дорму. — Не собираюсь никого наказывать, но лишь клоню к тому, что причиненный вред должен быть исправлен любой ценой и рассчитываю на ваше немедленное — это не слова, маршал, — содействие, когда я прошу об этом.
Лифт остановился, доставив их на верхний этаж. Винн вновь попытался усмехнуться.
— Вы предполагаете вернуть его?
— А что сделали бы вы? — в свою очередь спросил Дорму.
— Только том случае, если он не человек.
Они прошли по коридору и вошли в маленькую комнату, в которой была еще одна дверь. Из-за той двери доносился слабый запах чего-то похожего на ладан — нейтральный запах, не вызывающий отвращения ни у людей, ни у морахов и предназначенный для того, чтобы заглушить запахи как той, так и другой расы.
Еще из-за двери доносились три ноты, постоянно повторяющиеся: две одинаковые, а затем третья — на полтона выше: тонк, тонк, тинк!
— Сейчас важнее всего то, что случившееся приводит нас к позиции жесткой конфронтации с Чханом, — сказал Дорму, когда они подошли к двери. — Он, конечно, все равно привел бы к ней наши переговоры, любым путем, даже если бы не случилось того, что произошло внизу. Итак, конфронтация. И более ничего.
Они подошли, открыли дверь и вошли в прямоугольную комнату без окон.
В ней стояли два стола: один — для Дорму и Винна, другой — для Чхана. Столы стояли под углом друг к другу, но совершенно не касаясь один другого. Оба стола были накрыты и заставлены пищей.
Чхан уже сидел за своим столом.
Позади него стояли трое морахов — двое слуг и музыкант, чьи ненормальные, усовершенствованные хирургами пальцы постукивали по брускам какого-то инструмента, похожего на маленький металлический ксилофон, подвешенный у него на груди. Пальцы выбивали три ноты, которые Винн и Дорму слышали из-за дверей, не касаясь при этом брусков ксилофона.
Доносились эти три ноты сверху, из динамика, и они, вместе с необычайным запахом, сопровождали Чхана, где бы он ни был, и входили в требование этикета, согласно которому люди принимали морахов.
— Рад вас видеть вновь, джентльмены, — сказал Чхан через механического переводчика. — Мы начали без вас.
Так же, как и другие морахи, находившиеся в комнате, он был раздет до пояса.
Ниже он был одет, хотя сейчас это было скрыто за столом, в простой кильт из темно-красной бархатистой ткани. Кожа его тела, рук и лица была красновато-коричневой, однако ее почти не было видно. Грудная клетка, спина, руки, шея и голова Чхана, исключая лицо, покрывали густые тонкие серые волосы, так контрастирующими с безволосыми частями тела, что больше походили на одежду — полужакет с капюшоном, — чем любая настоящая одежда.
