Что касается Джеймса Мортона Оливера, каждый его шаг, каждый поступок не пропал бесследно для потомков. Его секретный дневник давно уже превратился в пухлые тома, последний из которых значился под четырнадцатым номером. В силу обстоятельств, сделавших Германа Максфилда душеприказчиком имущества умершего, ему первому выпало обнаружить дневник в старом сейфе, замурованном в самой глубине библиотеки. Всю предыдущую неделю он бегло просматривал полустершиеся записи, проникаясь тревогой, переросшей, в конце концов, в неподдельный ужас.
- Вот первый том, - протянул Максфилд Сенеке большую общую тетрадь. - Начинается с конца тысяча девятьсот сорок пятого, когда Оливер находился в Вашингтоне. Во время войны он работал по контракту в морском флоте на какой-то гражданской должности, но думаю, первый том можно просто пролистать, там ничего интересного. Чисто бюрократические интрижки и сплетни. Я отметил абзацы, заслуживающие самого внимательнрго прочтения.
- Ну, что ж, взглянем. - Сенека отложил в сторону трубку и раскрыл тетрадь в том месте, где была первая пометка.
"72 января.
Наконец-то дома,. Город еще никогда не выглядел таким красивым. Все вокруг, насколько хватает глаз, белым-бело. Деревья покрыты инеем. Все блестит и сверкает. Настроение как после доброй чарки вина. Ничто теперь не соблазнит меня поехать обратно в Вашингтон. Даже должность в конгрессе, которой меня так соблазняют Л. М. и Эй. Р..."
В глазах Ричарда Сенеки возник вопрос.
- Эти инициалы, Герман. Они тебе что-нибудь говорят?
- Лео Мак-Говерн и Эл Роупер, - ответил Максфилд. - В те дни у них было много чего порассказать. Оба давно умерли.
Взгляд Сенеки вновь обратился к записям.
"... Я очень нужен отцу именно сейчас. Он быстро сдает. Последний раз был у него год назад. Он все так же злоупотребляет алкоголем, даже слишком, но, думаю, у него это превратилось в болезнь. И если матушка, упокой, господь, ее душу в вечном мире, ничего не смогла поделать с его дурной привычкой, то у меня тем более нет никаких шансов. Как там говорится? "Дай, что покрепче, тому, кто устал от жизни, и легкого вина тому, у кого тяжело на душе". Возможно, это лучшее, что я могу сделать в данной ситуации. В октябре ему исполнилось шестьдесят семь. Сомневаюсь, протянет ли еще год. Кстати, у меня ведь тоже скоро день рождения. Через месяц, двенадцатого числа, будет двадцать девять. Интересно. Эта дата - единственное, что у меня есть общего с А. Линкольном.
13 января.
С утренней почтой пришло долгожданное письмо от Клаудии. Зная, что я превратился в канцелярскую крысу, приглашает меня на вечеринку в Бостон. Так, несколько дней в городе, только нас двое. Не могу отказаться. Прошло уже добрых полгода, когда ее тело, полное страсти и неги, трепетало в моих объятиях, а потом наше счастье прервал телефонный звонок ее брата, который звонил прямо из коридора отеля. Слава богу, мы были зарегистрированы в разных номерах. Шесть месяцев, целая жизнь, золотое время, вечность. Становлюсь сентиментальным, думая о ней. О, Клаудия, как мне не хватает тебя здесь, со мною, чтобы ты сидела рядом и смотрела на загадочный танец пламени в камине.
14 января.
Попросил отвечать всем, что гуляю по городу. Телефонные звонки начинают уже надоедать, некоторые приятные, а другие только раздражают. Как-то позвонила Кэрол Росс, с которой мне хотелось бы разговаривать в последнюю очередь, и Дарви протянул мне трубку, не успев предупредить о ней. Прозвучал примерно такой диалог.
- Хелло, Джим Оливер слушает.
- Хай, Джим. Спорю, не догадаешься, кто это.
- У меня нет настроения держать пари. - Конечно, я сразу понял, чей это голос.
- Ну, попробуй. Хоть разочек.
- Лана Тернер *.
- Ну, ты даешь!
- Это не Лана Тернер? Странно сегодня утром она как раа должна была позвонить.
- Ладно, это я, Кэрол.
- Кэрол Ломбард *?
- Не очень-то вежливо с твоей стороны. Прекрасно знаешь, что она умерла. Это Кэрол Рус.
- Ах, да, конечно. Теперь узнал твой голос, Кэрол. Как ты там поживаешь?
- Так себе. Если это тебя действительно интересует.
- Интересует, Кэрол. Очень интересует. А как поживает высокий блондин, твой приятель. Генри Веббер?
- Мы разошлись.
- Скажи мне, ради бога, что случилось?
* Лана Тернер, Кэрол Ломбард - кинозвезды.
- Да все то же самое. Тебе все равно не понять. А может, и поймешь.
- Попробуй объяснить, Кэрол.
- Если дашь мне возможность. Я бы хотела встретиться с тобой где-нибудь.
- Хорошо.
- Когда?
- Скоро.
- Сегодня?
- Боюсь, сегодня никак не получится. Видишь ли, я только-только добрался до дома...
- Ходят слухи, что ты уже целых два дня только-только добрался до дома.
- Да, это так. Но два дня так мало. Я даже не успел распаковать все вещи. Кроме того, мой отец очень болен, и ему приходится уделять много времени. И потом, нужно уладить кое-какие официальные дела.
- Тогда, завтра?
- Завтра тоже не пойдет, Кэрол. Мне придется пробыть весь день в Бостоне по работе.
- Просто на самом деле тебе не хочется встречаться со мной.
- Пожалуйста, давай без детских обид.
- От твоих извинений в ушах звон стоит, Джимми.
- Пожалуйста, не называй меня Джимми.
- Эх вы, мужчины! Как только добиваетесь от девушек чего хотите, сразу же говорите: прощай, дорогая.
- Послушай, Кэрол. Обещаю тебе. Как только вернусь из Бостона, тут же мчусь к тебе. Понятно?
- Ну-ну.
- Ты слышала мое обещание. А теперь мне надо идти.
Как только отошел после разговора с ней, проинструктировал Дарби, чтобы тот никогда, никогда больше не звал меня к телефону, не предупредив, кто звонит.
15 января.
Сегодня около полудня заходил Герман Максфилд. Вид моего отца, по-моему, слегка шокировал его. Старик, после вчерашней бутылки бурбона, был похож на удава в прострации. Глаза распухшие. Аппетита никакого. Игнорируя бараньи котлеты, которые Джозефина приготовила с присущим ей мастерством, он полностью сконцентрировался на виски с содовой.
Позже, когда потопал к себе вздремнуть, после обеда, Максфилд отбросил свою сдержанность, чтобы прокомментировать.
- Бен, по-моему, перебарщивает, Джеймс. Доктор знает об этом?
- Не стал бы утверждать наверняка. Ты знаком с доктором Джереми Бевинсом, Герман?
- Вряд ли.
- После старика я бы оставил за Джерри Бевинсом второе место по части выпивки. Некоторые, впрочем, утверждают, что они делят первое место.
- Понятно, - Тон Максфилда явно указывал на отвращение к тому, что он увидел.
Рабле как-то написал фразу, которую было очень кстати процитировать Герману: "Старых пьяниц гораздо больше, чем старых докторов".
19 января.
С большой неохотой после трех восхитительных дней и ночей я вернулся из Бостона. Моя незабвенная Клаудия завоевала меня окончательно и бесповоротно. И, должен признаться, мысль эта меня нисколько не печалит. Мы сняли номер люкс в "Копли-Плейз" и катались на карусели, вверх-вниз, вверх-вниз, держась за золотые кольца.
