Этот же день с утра был особенным. И, когда на дороге у горизонта появилось облачко пыли, она сразу почувствовала — Он.
Он ехал на белом коне, непритязательно и надежно убранном. Сам он был статный, молодой, сильный, складный, весь сияющий белизной и аккуратностью, несмотря на долгую дорогу.
Плащ его и черные волнистые волосы развевались по ветру. Он словно летел — летел к ней.
Она выбежала на встречу из дома к воротам двора, впервые с тех пор, как заневестилась. Подъехав, он остановился и внимательно оглядел ее своими лучистыми серыми глазами.
Он взглянул на несмело толпящихся вокруг отвергнутых женихов, рукоделье, свешивающееся из открытого окна и затеянное для него. Он все понял.
— Ждешь Принца, — сказал он мягким, бархатным, глубоким голосом.
— Да, — выдохнула она, берясь своими изнеженными руками за поводья коня.
Он божественно улыбнулся и, промолвив:
— Что же, жди, — взвил коня на дыбы и устремился к горизонту.
Как только курган показался из-за деревьев, Игорь благоговейно прошептал:
— Это он…
— Уверен? — с усмешкой усомнился Владимир, — битую неделю мы колесим по всему Уэльсу, и ничего, а тут, вдруг, ты так уверен.
— Я нутром чую — он!
Между тем, машина выехала на открытое пространство, и курган открылся во всей своей красе. Как и в легенде, окруженный двумя кольцами дольменов — камней, поставленных на манер дверного проема, он ничем другим не выделялся.
Обычный, не очень то высокий бугор, поросший кое-где кустарником на склонах, с начисто лысой верхушкой он мало восхищал Владимира, уставшего от бесконечных поисков. Однако, что действительно впечатляло, так это каменные кольца. Кое-где упавшие, камни в большинстве своем все же стояли, и чувствовалось, простоят долго. Они словно силились сказать что-то, но…
— Ты представляешь, та самая легендарная могила Талесина — величайшего из бардов древнего Уэльса, да это не то слово, да что там… — слова радости от близости цели заплетались на языке Игоря.
Они сидели у костра, рядом с внешним кольцом камней, в ожидании ночи. Владимир не слушал друга.
Потому, что слышал все это уже по несколько раз, потому, что все это неинтересно, особенно при том, что одному народу никогда не понять другого, и еще потому, что уже думал о дороге домой, так как дело они уже сделали, а остались здесь, поскольку справились раньше, чем планировали, и Игорь уговорил задержаться, чтобы исполнить мечту своей жизни. Уже завтра они поедут домой. А дом это дом, во-первых, а во-вторых, дома Светка.
Согласно легенде, тот, кто поднимется на этот, а может быть и другой курган, и проведет на вершине ночь, к утру либо лишится остатков мозгов, либо станет лучшим из бардов, в древнем понимании этого слова, своего мира. «Блажен, кто верит»: подумал Владимир, провожая взглядом Игоря, нетерпеливо скрывшегося во мраке наступившей ночи. Ночь эта была темная, но на удивление теплая.
Утренние лучи солнца легко разбудили Владимира, а через несколько мгновений из-за камней вышел глубоко опечаленный Игорь.
— Нет на свете человека, несчастнее меня, — простонал он, опережая вопросы, — я был удостоен великой чести. Я чувствую в себе силу, способную создать величайшие песни и стихи, но будь я проклят, если понимаю хоть слово языка, на котором могу творить — древневаллийском!
— Так, эта вы… э-э-э… к Дракону чевой ли? — старательно выковыривал дюжий мужик из довольно обильной щетины, по которой, усердно стараясь не заблудиться, разгуливали домашние насекомые, остатки скудных мыслей.
Видя такие усилия, благородный рыцарь решил вознаградить мужика, поднапрягся и со скрежетом доспехов произнес:
— Так, э-э-э… ага.
Воодушевленный, мужик раздухарился:
— А-а-а! Ну, дело-то ясное, даже оченно понятное. Чего же не понять? Дракона идете бить, значиться. А че? Все ходили и они идуть. Ага. Штука обычная. Вон Тристан сам недавнось оттеда. Эй, Триста-ан! — звучно гаркнул он.
Невысокий плечистый мужичок, с завидной выправкой, однако старательно копавшийся в соседнем огороде, с охоткой откликнулся, безуспешно пытаясь отряхнуть руки от жирной земли:
— Чевось?
— Ты, эта… — вопросил первый, — давно от Дракона-то?
— Ну… с месячишко, — неуверенно сказал тот, — наверна…
— Во! — повернулся первый мужик к благородному рыцарю. Вновь поместил пятерню на подбородок и вдумчиво добавил, — Ну, скорась значит, тово… ждать вас… а тут и домишко, как раз ослобонился… а вам-то эта… туда, значиться… потом туда, оттеда так… и там тут и, значиться, будет вам эта… ага!..
Дракон…
Сказав, сам потрясенный своим красноречием, мужик замолк и надолго. Благородный рыцарь, даже не заикнувшись о благодарности, гордо тронул коня и ринулся на подвиг, щедро обдав пылью из-под копыт осчастливленных крестьян.
Дракон был огромен. Нет, действительно огромен, ну прямо — гора! Черная его туша, сплошь покрытая неодолимой броней простиралась в небо сколько хватало глаз.
По самому верху шел то ли гребень, то ли горный хребет. Исполинская морда по-хозяйски возлежала на груде золота. Написано было на этой самой морде райское, почти, блаженство. Судя по всему, дракон спал. И ему было хорошо.
Подробно рассмотрев данный пейзаж, благородный рыцарь понял, что подвиг ему не свершить, однако, возвращаться он тоже спешить не стал, это же всем дворцовым курам будет на смех. Потому он безрадостно и даже обречено, тронул коня в галоп, без тени надежды целясь копьем в дракона, надеясь лишь промахнуться.
Услышав лязг и грохот, дракон вяло открыл глаз, пробормотал:
— Опять меня убивать будут. Ну как надоели! — и отвернул морду на другую сторону.
Конь, заслышав голос, отдаленно напоминающий человеческий, обрадовано встал, как вкопанный.
Благородный рыцарь незамедлительно пролетел меж его ушей и грянулся оземь. Копье, конечно, преломил. Дракон остался недвижим. Понимая, что что-то нужно все-таки делать, благородный рыцарь погрузился в раздумья. Скрежет неохотно ворочающихся мыслей, в голове, занятой непривычным делом, всполошил всю округу. Но дракон оказался стоек и к такому оружию. В конце концов, благородный рыцарь решил представиться, на всякий случай:
— Эй! — речь его была связна в связи с накатаностью процесса, — Тебя приветствует и призывает выйти на честный бой Теодорих Зильбершнадтский, владыка Эртойля, Закройля, Верхнего Турейна…
— А также властелин всея курятника, половины большого сарая и всех земель до забора справа от дома, потому, что землями слева владеет старший брат, — закончил за него дракон, внезапно обернувшись.
