– Хозяин, чернила закончились, – сообщил он.
– Одни растраты с тобой, – проворчал я, доставая из запасов нераспечатанную банку чернил.
Фирменные, сделанные на заказ, с гербом моего рода на склянке – бегущим здоровенным кабаном и перекрещенными мечами. Других мой домовой не признавал. Остроух затрясся и быстро-быстро начал наносить чертеж на лист. Через минуту он подал мне высыхающий план черной башни. Прямо в одежде я бухнулся на кровать и начал изучать чертеж. Нет, все-таки, вначале привстал и поставил портрет принцессы так, чтобы мне было хорошо его видно.
Я изучал чертеж и продумывал план действий целый час. Затем вскочил, потянулся. Затекшие мышцы требовали напряжения.
Я с шумом ворвался в комнату Милброка.
– Сдавайся, гоблин!
Мил едва не свалился со стула вместе со своим планшетом. Его пугливый домовой, не фамильный, как у меня, а купленный на распродаже в магазине, тут же стал невидимым.
– Тьфу ты, черт! Как ты меня напугал! – возмутился Милброк.
Я заглянул другу через плечо. На планшете были запущены «Рыцари и горгульи» – новая популярная игра. Мил весело тыкал пальцем в планшет, разя наповал бравым воином очередного каменного зубастого монстра.
– Десятый уровень уже, – сказал будущий рыцарь, – не мешай.
И от усердия закусил губу.
– Это так мой друг готовится к экзамену? – закричал я. – Защищайся!
Мил увернулся от воображаемого выпада. Он мог быть очень ловким, мой упитанный друг, когда это было необходимо.
– Чего к ним готовиться? Мне всего лишь мост троллей достался. А тебе что?
– А ну бегом в спортзал! – вместо ответа воскликнул я. – Я из тебя сделаю подушку для булавок. Лучше я, чем завтрашние противные зеленые тролли.
И потащил толстяка за собой.
Бам, бам, бам – удары затупленных тяжелых бастардов эхом отражались от стен спортзала. Мы фехтовали в доспехах, полностью закрывающих все тело. Конечно, смотреть через узкие прорези в забралах было неудобно, но зато безопасно.
Мил рубанул сплеча, я принял удар клинком. На мгновение длинные мечи замерли. Мил вытянул руки, целясь острием мне в голову. Клинки скользнули друг по другу, и я успел поднять рукоять, отбивая лезвие гардой.
– Ха! – Милброк движением кистей рук высвободил бастард и, рискуя и открываясь, провел колющий выпад в мой живот.
Нет уж, это тебе не быстрая легкая шпага. Я отбил его меч в сторону, сделал шаг вперед и толкнул Мила плечом. Мой друг с грохотом повалился на пол, выпуская из рук меч.
– Так нечестно! – завопил он.
– Проклятый гоблин, бой не бывает нечестным!
Я протянул руку, помог Милу подняться, и вот уже мне пришлось отступать под его бурным натиском.
– Бом-м-м! – у меня загудело в ушах после того, как его бастард плашмя угодил по моему шлему.
Как-то незаметно для себя, я оказался сидящим на полу. Милброк приставил острие меча (тупое, конечно) к моему горлу.
– Сдавайся, зеленокожий тролль!
– Все, все, сдаюсь, – выдохнул я, сбрасывая надоевший шлем и вытирая пот со лба. – Пошли отдыхать. Перед экзаменом надо выспаться.
Некоторое время мы молча стояли перед большим окном, сквозь которое было видно небо с легкими облаками, розоватыми в лучах заходящего солнца.
– Как думаешь, завтра будет все по-настоящему? – тихо спросил Мил.
– Так говорят, – ответил я.
– Тогда береги себя, Лард.
– И ты себя, Мил.
Милброк развернулся и ушел к себе.
Моя комната была погружена во мрак. Остроух со светящимися глазами сидел на столе и разглядывал портрет неизвестной принцессы. Я зажег газовую лампу, вытащил из-под кровати большой сундук. Скрипнула старыми петлями крышка. Со дна сундука я достал покоящийся в ножнах отцовский меч.
«Завтра все будет по-настоящему».
Горящий огонек отразился в отполированной стали клинка. Удобная рукоять, предназначенная для хвата как одной рукой, так и двумя, полукруглая небольшая гарда и острое лезвие с двусторонней заточкой. Сжал в ладони, поднял. Идеальная балансировка.
Взмах рукой, меч со свистом рассекает воздух. Полукруговой удар с возвратом, разрубающий надвое воображаемого противника – х-ха!
– Хозяин, осторо… – воскликнул Остроух и исчез, когда клинок прошел сквозь то место, где он сидел.
– …жнее! – закончил Ух, проявляясь. – Хозяин, ты тут всю мебель перебьешь.
Одним движением я вернул меч в ножны. Это грозное боевое оружие отца испило кровь не одного гоблина. Быстрое, не то, что наши полуторные тяжелые бастарды. Оно создано не для эффектного фехтования в спортивных залах, а для реального боя, где есть только ты и твой противник. И где нет места вычурным приемам.
Болью пронзили воспоминания.
…Потоки крови на лестнице. Отцовский слуга в заляпанных красными пятнами доспехах подбирает с пола меч, пригибает правую ногу в колене и протягивает оружие маленькому шестилетнему мальчику с заплаканными глазами.
– Мама, мама, почему я должен куда-то уезжать? Я не хочу ни в какую Академию!
– Сынок, так надо, понимаешь, – мама нагибается и обнимает мальчика ласковыми руками…
Я помотал головой, прогоняя видение. Мне нельзя вспоминать, я должен выспаться.
…На подушке, что впитала столько слез маленького ребенка. В первые годы я беззвучно плакал по ночам, когда в голове пульсировала лишь одна мысль – отомстить.
С тех пор прошло много лет.
Я сунул портрет принцессы под подушку и заставил себя уснуть. Спал я без сновидений до самого утра.
Утро встретило меня фанфарами. Трубные звуки, сопровождаемые барабанным боем, заставляли сердце колотиться быстрее.
Умывшись и наскоро позавтракав, я облачился в кольчугу со стальными наплечниками, почти не сковывающую движения. Надел легкий шлем без забрала. Проверил, насколько свободно выходит из ножен меч. Портрет принцессы был надежно спрятан в суме на поясе.
«До свидания, хозяин, – сказал Остроух. – Возвращайся скорее».
Я обернулся и улыбнулся моему домовому. Затем закрыл дверь.
В центре двора Академии были установлены большие ворота-порталы, вспыхивающие пурпурным светом. Ученики Академии по одному входили в них и исчезали, переносясь к месту своего экзамена. Наконец подошла моя очередь. Надеюсь, никто не видел, как я зажмурился перед открытой пастью портала. На мгновение меня охватило чувство полета, а затем нахлынули запах хвои и птичий щебет.
Черный лес ронял в высохшую подстилку сосновые иголки и медленно плывущие в густом солнечном воздухе дубовые листья. Каплями утренней росы сверкали натянутые между деревьев паучьи сети. Где-то в вышине шелестел теплый ветер. Вспорхнула на ветку малиновка, удивленно уставилась на меня, склонив голову на бок, что-то пискнула и унеслась дальше по своим птичьим делам.
