– Конечно придется, – вздохнула она, прильнув к моей груди. – Знаешь, одна наша сотрудница сегодня обнаружила, что беременна. Она так обрадовалась! А я ушла в туалет и десять минут там рыдала, просто остановиться не могла. Представила себя одинокой старухой, которая всю жизнь растратила по пустякам. То, чем мы сейчас занимаемся, через двадцать лет никому не будет интересно, а самое важное я проглядела.
Я ласково погладил ее по голове. Сэм тихонько всхлипывала. Меня очень удивила ее резкая смена настроения, но я не знал, что делать.
– А сейчас ты должен сказать, что я не одинока и что ты меня любишь… ну хоть чуть-чуть, – прошептала она. – Как герой дамского романа.
– Конечно. Ты не одинока, и я тебя чуть-чуть люблю, солнышко.
Она приподнялась и, тепло дохнув мне в подбородок, посмотрела в глаза:
– Джон Келлер, ты врешь и не краснеешь. В добрые старые времена тебя за это повесили бы на первом же дереве.
– В добрые старые времена жизнь была трудной, мадам.
– Так, все, я уже опомнилась и больше не буду. Прости. А знаешь, по-моему, ты очень увлекся этим своим расследованием.
– И за это меня бы тоже повесили, верно? Ты же сама сказала, что история интересная.
– Мало ли что я сказала… Вот через месяц окажешься в тупике, в версиях запутаешься да так ни к чему и не придешь. Такой возможности ты не представлял, да?
– Послушай, расследование я провожу, потому что меня приятель попросил. Обычное разовое задание, ничего особенного. Может, ничего сенсационного я не найду. Мало ли что случилось: ну, влюбился парень, но в силу разных обстоятельств любовь не сложилась, а он всю жизнь прожил с разбитым сердцем. А одновременно еще и профессора убили… Может, эти два события никак между собой не связаны. Всякое может быть. Профессия репортера научила меня полагаться на чутье. Кто знает, может, вся эта история – череда историй, скрытых одна в другой, как матрешки… Звучит абсурдно, но…
– Пора бы знать, что в хорошей истории без абсурда не обойтись.
Мы долго лежали молча, тесно обнявшись, погруженные не друг в друга, а в свои мысли. В комнате стемнело, а шум ночных улиц доносился как будто с другой планеты.
Лора Бейнс позвонила мне на следующее утро, когда я собирался уезжать в Нью-Джерси. Голос у нее был приятный, низкий, с легкой хрипотцой – в такой голос можно влюбиться, даже не видя собеседницу. Я знал, что ей за пятьдесят, но голос звучал молодо. Она сказала, что ей передали мою просьбу, и поинтересовалась, как я связан с Ричардом Флинном. Ей было известно, что он недавно умер.
Я представился, объяснил, что мой интерес носит конфиденциальный характер и что поговорить нам лучше не по телефону, а при личной встрече.
– Простите, мистер Келлер, но с незнакомыми людьми я не встречаюсь, – возразила она. – Я понятия не имею, кто вы такой и чего хотите. Если вы настаиваете на встрече, то объясните подробнее, в чем дело.
Я решил сказать ей правду.
– Доктор Вестлейк, перед смертью мистер Флинн написал книгу о своих студенческих годах в Принстоне, в частности о событиях осени и зимы восемьдесят седьмого года. Полагаю, вам известно, о чем я говорю. Герои романа мистера Флинна – вы и профессор Джозеф Видер. Издательство поручило мне провести расследование описанных в книге обстоятельств.
– Значит, издательство уже купило права на книгу?
– Пока нет, но литературное агентство…
– А вы, мистер Келлер, частный детектив или кто-то в этом роде?
– Нет, я журналист.
– И для какого издания вы пишете?
– Последние два года я фрилансер, а до того работал в «Нью-Йорк пост».
– По-вашему, сотрудничество с известным таблоидом – хорошая рекомендация?
Говорила она спокойно и ровно. Среднезападный акцент, о котором Флинн упоминал в рукописи, совершенно исчез. Я представил себе, как она читает лекцию – педантично, уверенно, глядя на студентов поверх очков в толстой оправе, таких же, как в юности; белокурые волосы забраны в тугой пучок… Весьма привлекательный образ.
Я молчал, не зная, что ответить, и она продолжила:
– В рукописи Ричарда названы настоящие имена или вы просто предположили, что речь идет обо мне и Джозефе Видере?
– В рукописи названы настоящие имена. Правда, о вас Ричард пишет под вашей девичьей фамилией, Лора Бейнс.
– После стольких лет мне очень странно слышать это имя. Надеюсь, литературному агентству известно, что публикация рукописи может быть отложена на неопределенный срок, если я обращусь в суд для возмещения ущерба, нанесенного моей репутации.
– А почему вы считаете, что книга Флинна нанесет ущерб вашей репутации?
– Мистер Келлер, не увиливайте. Я согласилась с вами поговорить лишь потому, что мне интересно, о чем написал Ричард. Помнится, в Принстоне он мечтал быть писателем. Что ж, я готова предложить взаимовыгодный обмен: вы предоставляете мне копию рукописи, а я встречусь с вами и отвечу на ваши вопросы.
Согласиться на ее предложение я не мог – оно нарушало обязательство о неразглашении в моем договоре с агентством. А если отказаться, то Лора Вестлейк повесит трубку. Я решил пойти на компромисс.
– Договорились, – сказал я. – Однако должен вас заранее предупредить: в агентстве я получил лишь отрывок из рукописи Ричарда – страниц семьдесят, только первые главы. Книга начинается с описания вашей встречи.
Подумав, она ответила:
– Хорошо. Я в медицинском центре Колумбийского университета. Давайте встретимся через час, в половине третьего пополудни? Если можно, привезите отрывок с собой.
– Да, конечно.
– На входе в отделение Маккина скажете, что вы ко мне. До свидания, мистер Келлер.
– До свида… – начал я, но она отключилась прежде, чем я успел ее поблагодарить.
Я торопливо вернулся домой, проклиная Питера, не сообразившего прислать мне электронную версию, забрал рукопись и отправился на розыски печатного салона, где можно было сделать копию, – к счастью, таковой обнаружился неподалеку, всего в трех кварталах от дома.
Пока заспанный тип в татуировках и с серебряным кольцом в левой ноздре копировал страницы на стареньком ксероксе, я раздумывал, как лучше вести себя при встрече. Лора Вестлейк производила впечатление женщины холодной и рассудительной, однако ни в коем случае нельзя было забывать, что ее специальность – копаться в чужих головах; именно об этом она много лет назад предупреждала Ричарда, когда знакомила его с профессором Видером.
Медицинский центр Колумбийского университета расположен в районе Вашингтон-Хайтс, поэтому я, обогнув парк, выехал на 12-ю авеню, переходящую в шоссе 9А, а затем свернул на 168-ю улицу. Спустя полчаса я добрался к двум многоэтажным зданиям, соединенным застекленными переходами.
Отделение Маккина находилось на девятом этаже больницы Мильштейна. Я представился секретарю в приемной, объяснил, что доктор Вестлейк меня ждет, и девушка набрала внутренний номер.
Через несколько минут ко мне спустилась Лора Вестлейк – Лора Бейнс. Она оказалась высокой миловидной женщиной; правда, белокурые волосы не были стянуты в пучок, а свободно рассыпались по плечам. Очков она больше не носила – видимо, перешла на контактные линзы.
Кроме меня, в приемной никого не было.
– Лора Вестлейк, – представилась она, протягивая мне руку. – Мистер Келлер?
– Рад знакомству, – сказал я. – Спасибо, что согласились со мной встретиться.
– Хотите кофе или чаю? На втором этаже есть кафе. Давайте спустимся, – предложила она.
Мы проехали на лифте семь этажей, прошли по коридорам и оказались в кафе, из широких окон которого открывался великолепный вид на Гудзон. Лора, погруженная в глубокую задумчивость, шла уверенной походкой, распрямив плечи. От нее веяло слабым ароматом духов. Мы не сказали друг другу ни слова. Косметикой она не пользовалась, a на гладком загорелом лице с тонкими чертами почти не было морщин. Я взял капучино, она выбрала чай. Посетителей в кафе было мало, обстановка в стиле ар-нуво заставляла забыть, что это больница.
Лора добавила в чай молоко и сказала:
– Мистер Келлер, вы обещали мне рукопись.
Я вытащил из портфеля папку и вручил Лоре. Она неторопливо пролистала рукопись и бережно положила ее на стол. Я достал диктофон, нажал кнопку записи, но Лора укоризненно покачала головой:
– Выключите, мистер Келлер. Я не намерена давать вам интервью. Мы просто поговорим – и все.
– То есть конфиденциально?
– Да.
Я выключил диктофон и спрятал в портфель.
– Доктор Вестлейк, когда и как вы познакомились с Ричардом Флинном.
– Гм, так сразу и не вспомнить. Кажется, осенью восемьдесят седьмого. Мы учились в Принстоне и некоторое время оба жили в доме неподалеку от памятника Битве за Принстон. Я переехала туда перед Рождеством, прожила там месяца три, не больше.
– Вы познакомили Ричарда с профессором Видером?
